Расскажи мне, батя, про Афган!. Александр Архипов

большой валун прямо у дороги.

      – Парни, ищите мне третьего, – зло шепчу в микрофон.

      Тут же было принято решение: Платон с Боцманом берут ближнего, остальные оттесняют второго всадника ближе к реке и берут его на берегу. Уже и мы слышим посторонний звук. Звук восьми подкованных копыт. Едут не быстро, видно долго скакали галопом до этого, а сейчас дают лошадям отдохнуть. До кишлака – рукой подать. А мы ещё ближе… Из-за первого поворота показались два верховых, ехали рядом неспешной рысью. В бинокль было видно, что у того, который ехал ближе к реке, АКМ был за плечами, а у ближнего – на груди. Видел это и Платон с разведчиками. Головами не крутили и не разговаривали, было заметно, что «будёновцы» подустали и опасности не чувствуют. Утренний туман ещё не совсем рассеялся, но и без оптики было видно, что перед нами не наследные опиумные эмиры и не алмазные падишахи. Обычные бородатые духи неопределённого возраста. У дальнего на голове традиционный афганский паколь – шерстяной берет, у ближнего – грязно-белая чалма. Оба в замызганных, пыльных, завёрнутых впереди халатах. Ну, басмачи и басмачи… Ничего после Великой Октябрьской не поменялось!

      Сигнал к нападению был настолько необычен, а звук ни с чем не сравним и незнаком в этих местах, что челюсти от удивления отвисли не только у душманов, но и у афганских рысаков. Платон громко и пронзительно свистнул в спортивный судейский свисток. Многократно отразившись от отвесных скал и зеркала воды, звук острой трелью резанул по ушам. От ближайшего к дороге валуна стремительно отделился долговязый силуэт и, вытянув впереди себя длинные руки, помчался в сторону первой лошади. Боцман поймал лошадиную морду, когда она, скосив лиловые глаза в его сторону и испуганно заржав, уже поднимала передние ноги. Но 95 кило чистой массы туловища старшего прапорщика сделали своё дело. Сначала он поймал какие-то ремешки левой рукой, потом правой захватил коня за гриву между ушей и повис, поджав ноги. От неожиданной тяжести и охватившего его ужаса, конь захрипел, брызгая пеной, но встать на дыбы уже не смог.

      – Конечная! Слазь, сука, приехали! – срывающимся голосом заорал Боцман, глядя с опаской на крупные зубищи коня и содрогаясь от капающей ему на лицо лошадиной пены.

      Почти одновременно с ним, подпрыгнув и подтянувшись, схватив духа за халат, Платон оказался у всадника за спиной. Обхватив туловище наездника ногами, он левой рукой резко рванул ремень АКМа так, что у духа щёлкнули зубы. А правой, скользнув по прикладу, нажал на предохранитель, щёлкнул защёлкой и выдернул рожок с патронами. Потом, схватив за ремень автомата двумя руками, оттолкнулся ногами от крупа коня и, вытащив душмана из седла, рухнул с ним на землю. Упав, дух, с перекошенным от страха лицом, откатился в сторону, нацелил на Платона автомат и остервенело нажимал на курок. Не понимая, почему не слышит выстрелов и враг не падает, он суматошно передёргивал затвор и опять жал на курок, онемевшим от напряжения указательным пальцем.

      – Баран! – коротко сказал Платон, вертя перед носом басмача спаренным автоматным рожком.