Ах, эта проза жизни!. Марита Мовина-Майорова

кавказчика любила и я. А почему не любить? Ведь чистой воды игрушка пушистая. И он ко мне тоже симпатией пылал. Играл со мной, по квартире большой за мной гонялся – веселились мы так.

      И вот настал тот день… Подруга собиралась встречать гостей и ей понадобилась моя помощь: салатов накрошить, мясца порезать, картошечку почистить. Как обычно перед гостями. Я пришла к ней помочь.

      Кухня у неё тоже – огромная, столы мраморными (экологичными вечными) плитами выложены, шкафчиков дубовых с ящичками всякими – целая стена по стене. Ну и стоим мы с ней – она у раковины фаянсовой, овощи моет, я рядом – на доске эти овощи режу. Тут же вокруг нас кавказец этот игрушечный прыгает – покусовничать чего-нибудь всем своим видом выпрашивает. Сжалилась я над ним, наконец.

      – Танька, – говорю, – дам я ему колбаски, пусть пожуёт. А то ведь готовить не даст.

      – Ну, дай, немного, – Танька мне отвечает, – только немного. А то снова от диатеза чесаться начнёт.

      Я ящичек начала открывать, чтобы колбаску достать, и ему, игрушечному нашему, от жалости дать. А он тут вдруг как подпрыгнет вверх (ведь сам-то ещё совсем махонький), и как цапнет меня за руку! Тут же кровь пошла – видите, зубки не зря он подтачивал! Не зубки уже, а клыки отрастил, пока мы его за игрушечного держали.

      Танька, подруга моя, глаза выпучила и ртом воздух хватает. А кавказчик наш милый, смотрю, снова на изготовку встаёт, снова, стало быть, к прыжку готовится.

      Я обомлела вся: кровь идёт из раны, Танька глаза молча пучит на меня, собачка к прыжку готовится. И всё, главное, молчком. И глаза у неё простые такие, беззлобные совсем. Но острые и пристальные – то есть не шутит она.

      И вот, друзья мои, после этого случая я перестала доверять маленьким, миленьким, пушистеньким, безобидненьким. Кстати, и от клыков этого доброго щенка у меня шрам на руке остался. Долго рана не заживала…

      А теперь вернёмся в жаркий летний день в провинциальном городке.

      Итак, я шла с пляжа… Дубль два!

      – Не бойтесь Вы его. Ничего он Вам не сделает. Это он так магазин сторожит – всех прохожих облаивает.

      Это я уже слышу.

      Женщина улыбается – ей смешно. Такса, злобно глазками сверкая, пристально за мной наблюдает. Я не знаю, что делать. Боюсь пошевелиться. И тут до меня доходить начинает, что это имя – Бася – я уже слышала когда-то… Да! В прошлом году! Под деревом в дождь упитанная такса сидела, философски глядя на мир, а хозяйка упрашивала Басю идти домой.

      Я внимательнее всмотрелась в сидящую у порога неподвижную фигуру…

      Нет, ничем эта злобная собачка не напоминала ту умиротворённую и расслабленную. Прошлогоднюю. Головка, правда, такая же, изящная, шерсть тоже – гладкая чёрная, хвостик-обрубочек вроде тот же – плотненький. Ножки коротенькие кривенькие (от природы!) чуть в стороны разведены, как у балерины… Всё так. Но, где же пузико? Где упитанность? Где вальяжность, умиротворенность, беззлобность