Сестры зимнего леса. Рина Росснер

– словно просмолённый,

      рядом с ним – медноволосый,

      а седьмой – как ворон чёрен.

      Их напев задорный, смелый

      надо льдом речным гремит.

      «Налетайте, люди добры!» —

      посвист слышу молодецкий.

      У одних – лотки златые,

      у других – корзины, тачки,

      и чего в них только нету!

      Бусы, серьги и мониста,

      ленты, фрукты и конфеты.

      Только кип они не носят,

      цицес[20] на ветру не вьются.

      Кто же, кто они такие?

      Веселятся без опаски,

      все толкаются шутливо.

      Где я видела их прежде?

      Где я слышала их речь?

      Да ведь это мои братья,

      мне они во сне являлись!

      Вдруг один остановился

      там, где каменная осыпь

      образует ровный круг.

      Озирается и чутко

      носом втягивает воздух.

      Замираю я, как заяц:

      «Тише, тише, Лайя, тише…»

      Поздно! Он меня заметил,

      и срываюсь я на бег.

      17

      Либа

      Дверь распахивается, в хату врываются морозный воздух и яркий дневной свет.

      – Либа! Либа, вставай!

      Зевая, ворочаюсь в кровати. Неужели я опять задремала? На меня накатила какая-то мутная дурнота.

      – Который час?

      – Не знаю. Пора вставать. Или ты собираешься впасть в спячку, точно медведь?

      – Что ты сказала? – Я резко сажусь, сердце обрывается.

      В зрачках Лайи – страх. Она, точно вытащенная из воды рыба, открывает и закрывает рот, как будто только сейчас поняла, что сболтнула.

      – Лайя, в чём де…

      – Ты должна пойти со мной, – перебивает сестра. – Должна увидеть всё собственными глазами. Там, в распадке, чужие мужчины. – Она крепко стискивает мои пальцы.

      Протерев глаза, натягиваю юбку и кофту.

      – Мужчины? Какие такие мужчины?

      Неужели – лебеди?

      – Поторопись же, Либа!

      – Иду, иду.

      Наскоро пробормотав молитву, тяжело спускаюсь по лестнице.

      – Я сегодня проснулась очень рано, – тараторит сестра. – Подоила корову с козой, собрала яйца, дров принесла. Вдруг слышу – поют. И вроде как шум крыльев. Думаю – горлицы…

      Шум крыльев? В глотке встаёт комок. Лебеди? Так скоро? Ну почему, почему, когда нужно, рядом нет тяти? Почему матушка не рассказала мне побольше?

      – И музыка! Я её ещё ночью услышала, а тут – утром, совсем близко. Тогда я отправилась на реку и увидела лебединую стаю…

      – Лебединую? – душа у меня уходит в пятки.

      – Ну да! Они улетели, и я повернула домой. Однако музыка не умолкла, она всё приближалась, приближалась… Я опять в лес, притаилась и жду. Ах, Либа! – Сестра всплёскивает руками, точно крыльями. – Я там такое увидела, такое! Пойдём же!

      Лайя пританцовывает от нетерпения, а я плетусь нога за ногу. Мы идём в лес, прячемся за кустами. И тут я их вижу! Люди-лебеди? Принюхиваюсь к морозному воздуху. Нет, пахнет не лебедями. Собственное озарение пугает. Откуда мне знать, как пахнут лебеди? Вот и тятя принюхивался точно так же. В этот миг я чувствую себя скорее медведицей, нежели человеком.

      – Лайя,

20

Цицес (цицит) – шнуры с кистями на углах талеса, ношение которых предписано Книгой Чисел.