Your Mistake. Джереми Йорк

кивнул:

      – Вполне вероятно, юноша. Безусловно. И в тоже время введенная позднее доза адреналина спасла милорду жизнь. Ну как прикажете это понимать?

      Вопрос был риторическим, и ответить на него никто не рискнул.

      – Что вы можете сказать о яде, о времени и способе его введения? – буркнул Слайт, не сводящий подозрительного взгляда с приоткрытой двери, ведущей в коридор.

      – О самом яде – увы, немного. Это нестабильная структура, склонная к разложению на более простые наркотические составляющие. В основе лежит опиоидный компонент, иначе организм не среагировал бы на введение налоксона. Но с этого места, сэр, начинается нечто интригующее, загадочное, некий токсикологический детектив, если позволите. Попав в организм, яд принялся усиленно маскироваться.

      – Не понял! – заявил Слайт, отвлекаясь, наконец, от наблюдения за коридором.

      – Я тоже, – спокойно признал профессор Гаррисон. – Но, так или иначе, на данный момент в крови пациента остались признаки налоксона и адреналина; опиумная составляющая рассосалась катастрофически быстро, в экспресс-анализе мочи наблюдается остаточный след морфина, но он слишком незначителен, чтобы стать причиной отравления. Сэр, сказать, что я поражен – не сказать ничего! Я могу лишь предположить, что это некий дизайнерский вариант героина, введенный подкожно, в организм попала малая доза препарата сильной концентрации, абстрактный яд, впоследствии вступивший во взаимодействие с введенными реанимационными препаратами и замаскировавшийся под них. Прошу прощения, джентльмены, и вы, миледи, простите мою откровенность, но мне искренне жаль, что я не имею дело с трупом. Вскрытие, исследование печени, почек (о, почек в первую очередь!) и мозга позволило бы сделать выводы, необходимые следствию.

      Молодежь в ужасе уставилась на профессора, Лиз суеверно сплюнула через плечо, но я отчего-то не удивился такому подходу.

      Профессор Гаррисон был фанатиком от науки; я познакомился с ним в университете, где он с упоением читал вводный курс токсикологии; проникшись его энтузиазмом, я рассказал ему о случаях из практики, где пациенты, пристрастные к героину, стремились списать симптомы своего порока на психические расстройства, свойственные предкам. С его подачи в моей диагностике нашла себя налоксоновая проба; многих обратившихся ко мне наркоманов я убедил лечь в клинику профессора на обследование. Ли Эндрю Гаррисон был невыносимым трудоголиком, энтузиастом, первооткрывателем. Мне даже подумалось, у них много общего с Куртом, и вполне в духе обоих самостоятельно ввести себе яд в качестве эксперимента. Увы, укол под лопатку исключал такую возможность. Об этом же, видимо, подумал и Слайт, вновь задавший вопрос о способе введения яда.

      – Весьма романтичный способ, сэр, – грустно улыбнулся профессор. – Способ, отправляющий нас в прошлый век, к туземцам Африки, в джунгли Амазонки, в Австралию, если хотите, туда, где дикари стреляют отравленными дротиками из бамбуковых трубок.

      Мы со Слайтом ошарашено промолчали, придавленные столь нелепым и вычурным способом отравления, но «золотая»