Your Mistake. Джереми Йорк

которой я увидел в своем пациенте. В Мак-Фениксе гиб ученый, он задыхался под грузом необузданных страстей, и я хотел ему помочь. Я научил его нескольким способам самоконтроля; он честно, будто школьник на уроке, повторял слово в слово бессмысленные на первый взгляд фразы и прислушивался к себе, к ощущениям. Похоже, он не подозревал, что простой набор звуков может приносить удовольствие, и скоро начал сам, добровольно, повторять незамысловатые мантры.

      Гораздо трудней было исподволь, незаметно, на ощупь воздействовать на его сложную психику, направлять энергию, гнев в безобидное русло, внушать некие идеи как его собственные. Видит Бог, я не играл с его сознанием, но постепенно, шаг за шагом приоткрывал недоступные мне, темные слои и наводил в них подобие порядка. Я подводил его к осмыслению тех или иных вопросов, я давал легкий толчок, а дальше мозг Мак-Феникса брался за работу, довершая начатое, доводя до логического совершенства. Я все время наблюдал за ним и ставил плюсы и минусы в виртуальную таблицу сравнения, я выносил на обсуждение наиболее безобидные темы из Перечня, получал вполне ожидаемые результаты, но старался не терять оптимизма. Чем дольше и ближе я общался с лордом, тем неохотнее признавал в нем социопата и возможного убийцу. Тем интенсивнее работал, стремясь оттащить пациента подальше от края.

      Это было трудно. Невероятно, мне казалось, я догораю, он словно высасывал мои силы в обмен на собственное спокойствие и покорность, и я прекрасно видел, что он по-прежнему идет к своей таинственной цели, считая меня подпунктом далеких планов.

      У Курта было много, слишком много типичных психопатических черт характера, чтобы закрывать на них глаза. Но были и положительные моменты. Та самая целеустремленность, что так пугала меня, играла на его стороне. Он хотел вернуть себе титул и не скрывал этого, но вместо того, чтобы пойти и убить всех обидчиков, сидел рядом со мной и старательно учился самоконтролю, чтобы произвести хорошее впечатление на комиссию. Он искал безопасный путь, а значит, принимал в расчет возможные последствия.

      Он умел держать слово; когда он что-то обещал, старался выполнить обязательство, даже если ситуация была неприятна; в этом была его логика аристократа, он всегда отвечал за свои слова. Таким образом, хотя бы один сдерживающий фактор был налицо, и я им открыто пользовался. Он любил порисоваться, похвалиться, был до одури самоуверен, но он никогда не бахвалился впустую и не пускал пыль в глаза.

      Это был отнюдь не поверхностный, нет, глубокий, блистательный разум, с потрясающей воображение способностью к анализу, его трудолюбие и фанатичная тяга к самообразованию вызывали у меня уважение и трепетный восторг. А то, что в этом мире не нашлось применения его талантам, искренне огорчало. Получивший тяжелую психологическую травму в детстве, он как бы оказался за бортом этой жизни, отгородился от всего, выстроил мощные стены и вырыл ров с крокодилами; он жил сам с собой, для себя, во имя себя.

      Пока не решил, что хочет со мной подружиться.

      Вскоре