Фауст. Сети сатаны. Оливер Пётч

пойду в Маульбронн, к отцу Антонию, – сказал он. – Вернусь через пару часов, обещаю.

      На прощание юноша погладил ее по щеке и вышел из комнаты.

* * *

      Еще долгое время мама смотрела Иоганну вслед. Хоть дверь за ним давно закрылась, ее взгляд скользил по источенным жучками дуплистым доскам. Девочкой Элизабет всегда мечтала о принце, который умчал бы ее на белом коне в дальние страны. Но в мужья ей достался лишь пропитой крестьянин из Книтлингена. Другие девушки говорили, что Йорг Герлах – завидная партия: здоровый и сильный, как медведь, а главное – богатый. Но разум его был затворен, а душа не знала полета; ему довольно было плодородной пашни и кружки темного пива.

      Довольно скоро после свадьбы Элизабет поняла, что не будет счастлива с Йоргом. Но кого это заботило? Где это сказано, чтобы счастье и радость имели значение для брака? Брак создан для того, чтобы рожать детей и соразмерно делить работу в поле. И поэтому всякий раз, когда Герлах наваливался на нее, пыхтел и стонал, Элизабет закрывала глаза и думала о принце на белом коне и дальних странах.

      Она произвела на свет четверых детей, и это лишило ее сил и подорвало здоровье. Двое из них были тупы, как их отец, а самый младший уродился калекой и, скорее всего, не сможет обойтись без помощи.

      Только Иоганн был особенным.

      Элизабет сразу почувствовала это, когда впервые взяла его на руки. Этот пытливый взгляд, от которого, казалось, ничто не могло укрыться, словно стремился охватить разом весь мир. Она всегда знала, что ему уготована особая судьба.

      И пришелец с запада говорил то же самое, при этом странно улыбался. Красивый юноша с черными как смоль и мягкими как шелк волосами…

      Ее принц.

      Элизабет закрыла глаза и представила себе, что он вернется и умчит ее прочь на своем белом коне, в страну, где нет ни болезней, ни слабости.

      Рожденный в день Пророка…

      – Мой Фаустус, – промолвила Элизабет.

      Она снова закашлялась и сплюнула кровь на тростник. А потом уснула. Слабое, иссохшее тело, изнуренное той толикой жизни, что была ей отведена.

* * *

      Иоганн вышел из дома и едва не налетел на младшего брата. Мартин как будто ждал его – и радостно заулыбался, едва Иоганн показался в дверях.

      – Ха, т-т-ак вот т-ты где! – воскликнул он. – Маргарита ск-к-азала, что ты у мамы.

      Иоганн не стал останавливаться. Мартин пытался идти с ним вровень и семенил рядом в своих грубых деревянных башмаках. Он был щуплый и тощий, с кривой спиной, почти горбатый. Кроме того, он заикался, особенно если приходил в возбуждение. Иногда, если Иоганна не было рядом, другие дети называли его дураком или гномом.

      – Что с-с-случилось? – спросил Мартин. – К-к-куда ты идешь? – Тут он заговорщицки подмигнул. – Снова б-будешь к-к-колдовать? Я никому не скажу!

      Иоганн вздохнул. Мартин всюду ходил за ним по пятам. Карл и Лотар были уже слишком взрослыми, чтобы играть с бедным калекой. К тому же они его стыдились. Поэтому Мартин цепко держался за Иоганна. Часто он бегал за ним, когда Иоганн шел поупражняться в фокусах. Он скакал