Год наших тайн. Сарина Боуэн

что на моих учебниках писали непристойности, что в своем шкафчике в спортзале я находила… то, что полагалось смывать в унитаз. От одного воспоминания к горлу подступала тошнота.

      Но это же моя мамаша – ее волнует только «как это выглядит со стороны». Ей наплевать, что моя жизнь стала невыносимой, главное – внешняя благопристойность.

      – Ты ответишь на их вопросы, – повторила мама.

      – От моих ответов не будет никакого толку.

      – А это не тебе решать.

      – Мам, – сказала я, и мой голос дрожал. Никто, кроме нее, не мог так обозлить меня. – Я не могу участвовать в процессе. Мне нужно учиться, получать хорошие оценки, жить дальше.

      – Ты просто эгоистка, Шеннон. Никто из нас не может жить дальше, пока отец не выйдет из этого дерьма с высоко поднятой головой.

      Это потом я соображу, что из уст матери вылетело грубое словцо, и буду несколько шокирована. Но тогда я просто онемела, услышав последовавшую угрозу:

      – Неужели, по-твоему, если отец проиграет дело, у нас будут деньги на оплату твоего следующего курса в университете? Тебе кажется, что ты от всего сбежала. Как бы не так. Ты ответишь на вопросы, иначе, если плата за обучение не поступит, я не виновата.

      Понимание моего истинного положения камнем легло мне на сердце. Я никогда не выпутаюсь из того, что натворил мой отец.

      Может быть, натворил.

      Вероятно, натворил.

      О господи.

      После разговора я не выбежала из комнаты сразу же, хотя, наверное, надо было. Вместо этого я начала гуглить «принуждение к даче показаний» и «дети обвиняемого». Я не имела представления, требует ли закон, чтобы я общалась с адвокатами и можно ли принудить меня выступить свидетелем. Некого было спросить, никто не мог сказать мне правды.

      Телефон снова зазвонил, и я взяла его, будто ядовитую змею. Но звонила не мама и не адвокат. А Бриджер.

      – Алло! – сказала я охрипшим голосом.

      – Следопыт! Где тебя носит? Заболела?

      Я прокашлялась.

      – Нет, я здорова. Это просто… семейная драма. Я потратила все утро на разговор с мамой. Но ничего страшного.

      – Хм, – сказал Бриджер. – Интересно, а где ты возьмешь конспект лекции?

      – Бриджер, – в первый раз за сегодняшний день я улыбнулась. – Может быть, какой-нибудь добрый человек со мной поделится?

      – Ты и ланч пропустила?

      – Похоже на то.

      – Плохо. Я принесу тебе сэндвич. Тебе с чем?

      – Это необязательно. – Я спотыкалась на каждом слове. Но, конечно же, я хотела, чтобы Бриджер принес мне сэндвич. Сногсшибательная мысль.

      – Какие ты любишь? Я еще не в курсе, так что дай наводку. С индейкой? Итальянский?

      – Возьми тот, что тебе приглянется, – быстро ответила я. – И булочка бы не помешала.

      – Я приду через десять минут, – сказал он. Первокурсники из дома Тернер живут… кажется в Вандерберге? И ты мне покажешь гитару, о которой рассказывала на той неделе.

      Он дал отбой.

      Следующие двадцать минут я носилась по комнате, пытаясь прибраться. В гостиной был относительный