Год наших тайн. Сарина Боуэн

да не совсем. Хартли слал сообщения каждый день, я не отвечал, но чувствовал себя при этом последним поганцем. В среду в конце октября он заявился в кофейню в мою смену.

      – Засранец, – сказал он, облокотившись о прилавок. – Где ты, нахрен, шляешься? И почему не отвечаешь на сообщения?

      – Работаю, – быстро ответил я.

      Он минуту помолчал, разглядывая меня. Черт возьми, мы ведь не виделись с самого заезда.

      – Совсем хреново, Бридж?

      Черт возьми, он попал в точку. Я быстро исчерпал свой короткий список отговорок; крыть было нечем.

      – Почему ты столько работаешь, что даже не ходишь в столовую обедать? – продолжал допрос Хартли.

      Я, похоже, вздрогнул. Мы с Хартли дружили уже давно. Много лет вместе играли в хоккей. Даже в прошлом году, когда Хартли выбыл из команды из-за травмы, мы очень тесно общались. И никакие отговорки на свете не убедят его, что моя жизнь не катится под откос. Все меня знали не только как зубрилу, но и как тусовщика. А мой новый режим был таков, что я с июля не появлялся ни на одной тусовке.

      – Привет, Хартли!

      Друг повернул голову и увидел, как моя сестрица машет ему из-за столика, куда я усадил ее с двумя булочками и книжкой про Нэнси Дрю в бумажной обложке.

      – Люси! Как дела, барышня? – Он направился к ней, чтобы дать пять.

      Я спасен восьмилетним ребенком. Хартли не сможет пытать меня о моей так называемой жизни, пока в разговоре участвует Люлю. Если она сама не проболтается, все будет в порядке.

      Мне даже думать не хотелось, сколько секретов я просил Люси хранить в этом году. Вряд ли для психики третьеклассницы двойная жизнь полезна. Но выбора не было.

      Мне пришлось приготовить три эспрессо с финтифлюшками для каких-то студенток, прежде чем мы с Хартли смогли возобновить разговор.

      – Тебе кофе или ты просто зашел посмотреть на мое прелестное личико? – спросил я.

      Он ухмыльнулся.

      – Можно маленький, французской обжарки? – Хотя у Хартли в кошельке сейчас побольше денег, чем раньше, он не оставил своих привычек голодранца. У нас с ним с детства работает инстинкт: выбирать из меню самое дешевое. В столовой – суп. В забегаловке с фастфудом – меню «все за доллар».

      Маленький, французской обжарки.

      – Как Тереза? – спросил я, наливая ему кофе. – Все еще жалуется, что нужно делать домашние задания?

      Хартли заулыбался.

      – Да, забавно слушать, как она ноет из-за контрольной работы.

      Мать Хартли только что поступила в школу медсестер. Двадцать лет она, мать-одиночка, билась как рыба об лед и теперь занялась собой.

      Я любил Терезу и несчетное количество раз вваливался к ним в дом. Я думал о том, что надо бы позвонить матери Хартли и попросить взять Люси к себе. Блин, я думал об этом каждый день. И знал, что она согласится. Но тогда она бросит свою школу ради того только, чтобы вытащить нас. А этого я допустить не мог.

      – А твоя мама как? – спросил Хартли, отхлебнув кофе.

      Я был готов к этому вопросу.

      – Все