Легко видеть. Уманский Николавевич Алексей

можно было заслужить только полностью выполненной работой, предписанной каждому еще до его появления на свет, ради которой он наделялся соответствующими способностями. Профанировать же данные Небесами творческие способности было бы равносильно неуважению к Промыслу Божьему. Доигрываться до Кары Господней за такой проступок Михаилу никак не хотелось. И без того предстояло ответить за многое, о чем самому не нравилось вспоминать. А ведь Создатель мог усмотреть прегрешения не только в том, что сам сознаешь за собой как неправедное и скверное – Его критерии строже, а знания нашей глубоко запрятанной внутренней сути абсолютны в отличие от наших собственных знаний о себе – неполных и не очень определенных. С возрастом правда о себе говорилась внутренним голосом более откровенно и беспощадно. Совесть предъявляла самообвинения, от которых невозможно было отмахнуться. Их оставалось только признать, признать справедливыми – и остаться с сознанием вины навечно, навсегда, потому что возможности исправить прошлое в старости уже не существовало. Можно было только попробовать изменить себя в лучшую сторону, надеясь, что еще есть шанс успеть.

      В течение всей служебной деятельности Михаила постоянным испытанием для него было неспровоцированное им подлое отношение либо со стороны начальства (за редкими исключениями) либо со стороны условно говоря «коллег», проявлявшееся не очень часто, но зато почти всегда неожиданно. Не вдаваясь в мотивы их поведения, Михаил считал, что просто такова его судьба. Раз он есть, то есть существует, этого единственного факта уже достаточно, чтобы некто выше, ниже или рядом в служебной иерархии считал его своим врагом задолго до того, как Михаил успевал об этом подумать. Мотивы у них, конечно, находились – распознать их было не так уж тяжело. Одним он не нравился за то, что умел мыслить и говорить лучше их, то есть за то, что был способнее, или за то, что ухитрялся находить решение, которое им не давалось. Другие ненавидели его за то, что девушки или женщины, к которым они сами вожделели, дарили свое внимание ему. Третьи своими подлостями старались заслужить благосклонность начальства, которое хотело бы выставить Михаила вон или поставить его в положение послушной, безответной и безопасной рабочей лошади, делающей за них всю работу и вознаграждаемой только все возрастающими требованиями к ней, да оскорбительными публичными выговорами.

      Ничего этого Михаил без ответа не оставлял. Но поскольку его аргументы были неопровержимы, а сарказм всегда облекался в парламентскую форму, он лишал противников возможности отвечать ему корректно и публично, что до жгучей ненависти обостряло их вражду и побуждало к безграничной закулисной деятельности против него.

      Случалось ему и вступаться за тех, кого он считал правыми, но кто не имел возможности заставить считаться с собой. Михаилу