Легко видеть. Уманский Николавевич Алексей

налило много воды, но Михаил даже обрадовался этому, так как непрошенно принятый водный балласт позволял надеяться на то, что в хаосе и толчее прямых и косых валов их не опрокинет. Столь возмущенной воды не было до сих пор ни в одном из пройденных до этого порогов, и только теперь Михаилу стало понятно, почему именно он был назван на Кантегире Большим, хотя ему было далеко до многих других по протяженности и сложности, но только не по уклону и бешенству воды.

      Наконец (а прошло вряд ли более минуты) они выбрались из толчеи, и Михаил в первом же плесике приткнулся к правому берегу. Только тогда он обнаружил, что воды в лодках вровень с верхом баллонов – больше просто некуда было принимать.

      Такого тоже никогда не бывало. Он устало стянул с головы «мамбрин» и вычерпал им воду сперва из одной лодки, потом из другой. Черпать пришлось много и долго. Михаил подумал, что даже упаковка основных вещей в пару клеенчатых по отдельности завязываемых мешков один внутри другого в таких условиях вряд ли убережет их содержимое от намокания.

      Потом они снова молча заняли свои места и гребли без перерыва, оставляя за собой мелкие шиверы, потом порог Амбарчик с громадным, поясняющим его название протяженным камнем в русле, затем также именную Собачью шиверу и, наконец, Малый Порог – тоже совсем не простой, но все же позволяющий при должном старании точно войти и протиснуться в очень узкий выход из него между скальной стеной левого берега и цепью камней. После Малого Порога все серьезное осталось позади. Еще несколько несильных шивер, последняя уже в начавшихся сумерках (ее они видели четыре года назад, когда сплавлялись от Кызыла по Енисею на «Колибри», специально поднявшись пешком от устья Кантегира) – и вот весь Кантегир можно было законно считать пройденным. Михаил узнал необъятных размеров скалу, нависшую над правым берегом Кантегира при его впадении в величайшую реку Сибири. Это был тот миг, которого Михаил так долго ждал и желал, к которому готовил себя десять лет, но вот теперь он не мог ему толком порадоваться, хотя бы непроизвольно испустить радостный крик! Было совершенно, по-ледяному, ясно, что ликование не только неуместно, но и невозможно, если они с Мариной так отдалились друг от друга, что даже разжать рот и поздравить друг друга со свершением мечты – и то не имели желания. Тень глубоких сумерек навалилась на воду и скалы, и на душе было столь же темно.

      Лишь минуту отдохнув на плаву, они вновь без слова взялись за весла, которые успели так сильно остыть, что прямо обжигали холодом руки. Видно, ночь обещала стать очень холодной, а здесь из-за крутизны склонов на бивак рассчитывать не приходилось, и потому им осталось одно – идти до упора, до плотины Саянской ГЭС.

      Над Енисеем спустилась ночь, но широкая река, в то время лишь слегка, на несколько метров подпертая будущей высотной плотиной, слабо освещалась Луной. Она виднелась