Заусенец. Алексей Николаевич Вронский

когда надо было рисовать разноцветные кружки и квадраты, ползать по лабиринту, отвечать спонтанно, с закрытыми глазами и вообще проходить всевозможные испытания, одно несуразнее другого. Ему было тридцать пять, Магде тридцать два, они уже привыкли жить вдвоём. Видимо, задачей Сиры было расколоть на части тот футляр эгоизма, в который они себя заключили. И у неё это получалось. Хоакин, как ни восставало от этой мысли всё его естество, всё более и более соглашался с тем, что тот процесс, который они начинали, будет соответствовать исключительно интересам несовершеннолетнего, а их желание стать родителями продиктовано желанием обеспечить усыновлённому ребёнку семью. Он всё больше понимал, что на этом пути их ждут не радости, а напряжённая работа и ответственность. Но что больше всего раздражало его в этом процессе – та безоговорочная отрешённость, с какой все это воспринимала Магда: Сира потребовала у неё на время прохождения тестов и подготовительного процесса отказаться от дальнейших попыток ЭКО. Это было вызвано необходимостью сосредоточиться именно на усыновлении. Якобы ЭКО могло каким-то образом отвлечь от идеи стать усыновителями. Но Магда пошла дальше: отказавшись от попыток оплодотворения, она отстранилась и от сексуальной жизни вообще. Всё это накладывало отпечаток на отношения с Хоакином, в которых образовывался явный перекос. Чем больше они погружались в проект их совместного будущего, тем больший урон наносился их настоящему, их отношениям, их физической близости. Чем больше они говорили об усыновлении как о способе, который заменял естественное деторождение, тем более происходило в их паре отмирание самого процесса, к деторождению приводящего.

      Хоакин чувствовал, что он, сам того не желая, должен выбрать героический путь, в котором не останется ни капли эгоизма и индивидуальности; в обмен на своё собственное благополучие он должен будет раствориться в усыновлённом ребёнке, Магде и её непрекращающихся истериках, подчиняя всю свою жизнь такой непонятной и недостижимой цели, как чужое человеческое счастье.

      Сира взяла пульт от кондиционера и нажала на несколько кнопок. Кондиционер ответил, махнув подкрылками воздуховода, и погнал ледяной воздух с отчётливым шумом. В аудитории было душно, Сира достала платок и вытерла капли пота со лба. Осторожно извлекла из папки фотографии и положила пачку на стол. Следующее задание: принятие внешности и медицинского диагноза усыновляемого ребёнка. С этими словами она разложила на столе веером фотокарточки детей.

      – Это фотографии несовершеннолетних, усыновлённых нашими родителями, – сказала она.

      Хоакин снова поморщился от этого термина, словно с ним говорил не психолог, а следователь.

      – Вы видите эти фотографии? Мой вопрос: кого из этих детей вы предпочитаете?

      Магда взглянула на фотографии и выбрала светлую голубоглазую девочку с аккуратным носиком и правильными чертами, вопросительно взглянула на Хоакина (мол, ты не против, смотри, какая прелесть, какое маленькое чудо, ещё и с голубыми глазами, не правда ли?). Хоакин сморщил