Грандиозная заря. Анн-Лор Бонду

список имён (Марго, Бене, Изель, Артур, Сами, Ким, Мануэла), услышав который, мать просто обязана была развернуться и поехать обратно. Однако ни крики, ни уговоры не помогли. Пока Нин всё это кричала, машина уже выкатила на трассу: прощай, Париж, прощай, праздник.

      Нин забралась с ногами на сиденье – подальше от матери – и вцепилась в телефон. Она буквально клокотала от злости. Титания просто двинулась. Думает только о себе, как всегда. Даже не сказала, куда они вообще тащатся на ночь глядя! И когда вернутся обратно!

      Интересно, можно ли подать на собственную мать в суд за похищение?

      Нин даже не успела высушить голову после бассейна, и капли хлорированной воды падали на экран телефона вперемешку со слезами.

      Но километр за километром волосы постепенно высыхали.

      Глаза – тоже.

      Потом телефон разрядился.

      И Нин стала смотреть в окно.

      Очень хотелось есть.

      Титания Карельман, одной рукой придерживая руль, петляла между выбоин лесной дороги. Ветки хлестали кузов. Она вдруг сообразила, что не взяла с собой ничего, чтобы расчистить эту чёртову тропинку. Ни лопаты, ни садовых ножниц. Оставалось только скрестить пальцы и надеяться, что дорогу ничем не завалило и они смогут пробраться к озеру.

      Днём, забрасывая в багажник две дорожные сумки и отправляясь за дочерью в бассейн, Титания сомневалась, не совершает ли очередную ошибку. За пятьдесят лет этих ошибок у неё накопился уже целый воз. И единственная из них, о которой она не жалела, была Нин. Теперь, когда они уже почти приехали, Титания уверяла себя, что поступила правильно.

      Хотя, конечно, Нин злилась из-за праздника, на который собиралась. Ну да ничего. Сейчас не время для праздника. Время для правды. И правда ждёт их в конце этой непроходимой дороги.

      Титания покрутила ручку приёмника. Поймала было прогноз погоды, но сигнал тут же пропал, превратившись в сплошной треск. До этой точки мира даже в двадцать первом веке не дотягивается ни одна сеть. Никаким радиоволнам не под силу прорваться сквозь ночь и густые деревья. В общем, всё точно так же, как и в тот раз (целую вечность назад), когда Титания приезжала сюда вместе с собственной матерью.

      – Я есть хочу, – раздалось с заднего сиденья.

      Какое облегчение услышать дочь после стольких часов упрямого молчания!

      – Чем мы будем ужинать? – недовольно спросила Нин. – Ты, конечно же, об этом не подумала.

      Через лобовое стекло, облепленное разбившимися насекомыми, Титания угадала за глухой стеной деревьев бездну озера. Луна, отражаясь в воде, распадалась на тысячу сверкающих островков. Уже можно было разглядеть деревянный понтон, тянувшийся вдоль берега. Фастфуда в этих краях точно не найдёшь.

      Титания была верна клятве и никогда не рассказывала о лесном доме никому, даже дочери. Только позволила себе такую игру: уже пятнадцать лет в каждой книге, которую она писала, кто-нибудь из персонажей рано или поздно упоминал дом в лесу. В последний раз это было в «Кровавом деле»: на странице 302 лейтенант Шпигель, изнурённый долгой погоней, говорит напарнику: «Уехать бы на пару дней в домик где-нибудь в чаще леса! Всё бы за это отдал, даже мою коллекцию аккордеонов».

      – Я тоже голодна, – призналась Титания. – И знаешь, чего бы мне сейчас хотелось?

      Она посмотрела в зеркало заднего вида.

      Это был их тайный код. Нин понимала, что её ответ (если она выберет правильный) будет означать окончание войны.

      – Ну? Знаешь, чего бы мне хотелось? – осторожно повторила Титания.

      Нин немного поёрзала и наконец вздохнула.

      – Супа из тапиоки?[1]

      Напряжение тут же спало – по салону будто пронеслась волна тёплого воздуха.

      – Именно, – ответила Титания. – Супа из тапиоки. А ещё тар…

      – Тартинок-с-тунцом-и-помидорами-и-перчёных-сухариков, – скороговоркой договорила Нин.

      Это была первая улыбка, которой они обменялись с тех пор, как пять часов назад смерчем развернулись посреди бульвара Брюн.

      «Уф», – мысленно выдохнула Титания, выезжая на последнюю петлю лесной дороги.

      Вскоре она остановила машину; колёса легко затормозили и мягко упёрлись в невысокий бордюр.

      – Приехали, зайчонок.

      Нин прищурилась, пытаясь разглядеть, куда именно они приехали. Вокруг было темно, как в пещере.

      – Не знаю, позаботился ли Окто о супе из тапиоки и перчёных сухариках, но чего-нибудь мы точно поедим.

      – Где мы? – спросила Нин. – И что за Окто?

      Титания выполняла последний манёвр, чтобы поровнее припарковать своё корыто. Свет фар метался по темноте, пока наконец не остановился на дощатом фасаде, на котором шелушились слои старой краски.

      Ей бросился в глаза кронштейн на углу дома: Роз-Эме прибила его когда-то, чтобы повесить колокольчик. Никакого колокольчика на нём не было уже лет сто.

      – Я давно сюда не приезжала. Надеюсь,

1

Крахмал, полученный из корня маниоки – клубневого растения из Южной Америки.