Одинокий волк потерянной стаи. Герман Ломов

В.А.

      За окном ударили заморозки. Самое время сидеть дома, в полумраке, а кухне, за чистой скатертью. Чаёк попивать, сигареты потягивать.

      А они молча глядели в окно на огни ночного города, понимая, что ещё предстоит долгий путь в никуда этой ночью и какое-то необъяснимое чувство радости от предстоящего действия наполняло каждого.

      Часы пробили одиннадцать. Затушив сигареты, они покинули тихое пространство кухни. Ночь приняла каждого в свою бездну…

      …Их разделяли 83 489 километров и 176 световых лет.

      * * *

      Сидел. Читал газету. Анекдоты.

      «Потерялась собака породы ротвейлер, ошейник коричневый, кожаный, черная с рыжими подпалинами, четыре года, сука… падло! Зачем я живу в этой стране?».

      Прочитал – и головой об стол, зарыдав. От жгучей правды и собственного бессилия. Вот так анекдот…

      * * *

      Хорошо сидеть в каком-нибудь офисе. Просто так. Гостем. Сидеть и ничего не делать. Стирательную резинку в руках мять бестолково, шилом в стену тыкать, орлянку крутить случайно найденной монетой. А кругом – барышни. Милые и не очень. И работы, впрочем, до хуя. Плевать. Водить тупым, ничего незначащим взглядом по стенам. Если бы ещё в офисе курить разрешили – вообще бы на девятом облаке оказался.

      * * *

      В ряде регионов страны возникли криминальные зоны – Армения, Кавказ, Средняя Азия – большая тревога.

      Центральные органы располагали информацией.

      Мне снились окровавленные банкноты у подъездов

      И одинокий прозрачный глаз, простреленный побережьем сломанных подразделений,

      Птица, прибитая гвоздем к телу суток,

      Уходящие степи, разрезанные насквозь,

      Пылающее мясо на пепле страны. Это дождь обознался.

      Запах розы и черных крыльев.

      Мне снилось мое приближение

      И украшенные бриллиантами ноги ушедших лет,

      И лик обжаренной сковородки, как прадеда чистых страниц.

      * * *

      Отдыхая в пещере – шел тогда 973 год нашей эры – в Мексике, в пляшущем огне я увидел:

      Потерянное портмоне забытого этнографа,

      Много-много бензопил у башен городской ратуши и

      образ Гитлера, только без усов.

      Через 18 дней я был принесен в жертву богине Детросфеме. Сгорел на костре. А ведь был ювелиром. Ну, никакого уважения у этих туземцев.

      Ужасное было времечко, скажу я Вам…

      * * *

      Ненавижу, когда плачут женщины и дети. Не в истерике, а тихо, спокойно. Не могу. Сразу же ничтожеством себя чувствую. Оттого и реакция неадекватная: когда успокаиваю, когда ухожу, когда начинаю психовать, стулья пинать.

      * * *

      Вечером он шёл по улице. Осень. Забрызганные грязью авто, пасмурные пешеходы, всё было хреново – даже душа материлась. Он шёл и не знал, куда смотреть. Вдруг, когда ему уже хотелось закричать на всю улицу, какая-то неведомая сила подняла его взгляд к небу. И небо сгустками облаков, сквозь которые были видны очертания яркого, синего облика Вселенной, виновато улыбнулось ему.

      * * *

      Ровинскому М.А.

      Москва слезам не верит,

      Москва