Его Америка. Акпер Булудлар

Проснувшись, оделся в привезенную форму гянджинского Телекома, взял мяч и спустился к баскетбольному корту, которого заметил когда въезжали в кампус. Там никого не было. Я играл, наверное, полтора часа и изрядно вспотел. Вернулся обратно усталый, но довольный. Принял душ и теперь, приятно благоухая, лежу и думаю, как хорошо лежать здесь, на кровати. Ничто не тревожит моего покоя, никаких дел нет, сыт, доволен жизнью. Единственное – пока в интернет не заходил.

      13 августа, 2012

      День был без особых происшествий: все время был в комнате, читал книгу и ходил лишь кушать ланч и обед.

      А вот вчера день был классный.

      Эмильяно опять взял нас с Кыдыром к завтраку, где кроме нас были и другие иностранные студенты новобранцы. У меня состояние было дурное: вчера и сегодня гриппую и с температурой, и оттого особых знакомств не завёл.

      Хотя о Беатрис стоит писать.

      Она из Латвии и переходит на второй курс. Лицо красивое, детское. Вчера вечером, когда Эмильяно и Кыдыр пришли ко мне в дорм звать на обед, она в компании еще одной девушки из Монголии присоединилась к ним. Там с Беатрис и познакомились. Она, увидев пятно краски на моей руке, – я до этого баловался гуашью, – спросила о причине, на что я ответил, что рисую, что художник. Потом мы все вышли из дорма и взяли курс на ресторан вне кампуса.

      Беатрис с какой-то осторожностью задавала личные и не очень вопросы, смущалась, подправляла волосы. Я заподозрил и сделал пару шуток. Так она сразу посмеялась. Я больше внимания уделил другой девушке, всю дорогу общался с ней. Так она влезала в наш разговор. Я как-то упомянул, что люблю Metallica. Так она призналась, что обожает их. Стольких индикаторов хватило, чтоб у меня включился режим игры. Я решил, что она мне нравится; сама виновата, я же Данте не стану.

      По дороге обратно мы с ней незаметно отделились от группы на десять-пятнадцать метров и так дошли до кампуса. Стояла великолепная летняя ночь, мы шли и беседовали. Я влезал ей в душу, чтоб сразу разгадать её. Она творческий интересный интроверт. Я настоял, чтоб она прочла что-нибудь из своих сочинений. Ее голос ужасно дрожал; было слышно, как она волновалась. А стихи ничего: никакой ванили и даже строчка промелькнула про эрекцию. Затем как-то, между прочим, она отметила, что уже знает, что я играю на гитаре. Мол, кто-то ей сказал. Особых усилий не требовалось, она раскрывалась сама. И даже в один момент она резко остановилась и, словно в трансе, произнесла: «Твои ресницы такие длинные, густые». Мда. Нельзя ж так выдавать себя. Мы дошли до кампуса, подождали ребят и, когда стали прощаться, Беатрис вспомнила про лекарство против гриппа, которого еще по пути обещала мне передать. Её дорм был в пятидесяти метрах, и черт! к нам пристали Эмильяно, ее подруга, Кыдыр и девушка из Монголии. Мы все пошли к ней, она впустила нас в лобби. Там было пианино, – то, что надо! Беатрис поднялась к себе за лекарством, а когда спустилась, я сидел за пианино и играл Nothing Else Matters. Она удивленно посмотрела на меня, и в ее взгляде я прочел