Волжане. Люди Нижегородского края. Сергей Степанов-Прошельцев

За ослушание следовало наказание батогами.

      Ржевский лично следил, чтобы его распоряжение исполнялось. Когда сарафанное радио сообщало, что губернатор выезжает с инспекторской проверкой, серп откладывали в сторону, а когда начальство исчезало, снова доставали — так убирать хлеб было привычнее. Да и колосья зерно не теряли.

      Почему царь обиделся

      Анекдоты связывают это с пресловутыми тараканами. Якобы слухи о них дошли и до Петра, а он отмечал в Нижнем Новгороде свое пятидесятилетие, посему и обозлился на Ржевского. Но на самом деле это не так. Ржевский был нечист на руку и запускал ту самую нечистую руку в государственную казну. Во всяком случае, жалобы на него в Сенат стали приходить десятками.

      Одному из сенаторов, Семёну Салтыкову, поручили вести следствие о «неисправах». Тот сделал вывод: губернатор «пошалил изрядно» (Куприянова Н. И. Ржевский Юрий Алексеевич. Нижегородский край: Факты, события, люди. Нижний Новгород, 1997). Только при проведении переписи населения он прикарманил свыше 60 тысяч рублей — громадные по тем временам деньги. И Сенат постановил: доставить Ржевского в столицу, а «покамест означенное дело следствием окончится, до тех пор оного Ржевского не токмо в Нижний, никуда с Петербурга не отпускать» (Центральный архив Нижегородской области – ЦАНО).

      Следствие продолжалось долго. Закончилось оно только тогда, когда герой анекдотов тихо отошёл в мир иной. Имущество его конфисковали, всё, что осталось у наследников нижегородского губернатора, так это только байки о бывшем капитане-поручике.

      «БИЗНЕС-ПЛАН» АРХИМАНДРИТА

      Теперь самое время рассказать о Питириме. Он был люб государям. После смерти «птенца Петрова» в мае 1738 года российское правительство особым указом предписало всем церквям и монастырям «совершать по нём поминовение в третины, девятины, полусорочины и сорочины». Прах его был с пышными почестями погребён в Нижегородском Преображенском соборе. А раскольники ругали его ругмя, проклинали и после смерти, задушевно называя «кровавым псом» и «гнусным гонителем». Так неоднозначно воспринимался епископ нижегородский Питирим.

      Казнён по наводке

      С Оки дул пробористый мартовский ветер, юркой змеей проползал между скороспелых построек сырой туман – в такую погоду и шелудивого пса хозяин на двор не выгонит, – но на площади у храма Иоанна Предтечи колыхалось людское море. Тут были и городской голова, то бишь, бургомистр, по-новому, и вся знать, и зимогоры-бурлаки, и мещане, и безродные бродяги-нищие, и случайные зеваки, и каждый смахивал невзначай набежавшую слезу: казнят как-никак расколоучителя, почтенного человека.

      Стрельцы в серых ферязях на меху, в скрипучих, густо смазанных дегтем сапогах, цокая, как лошади, подковами, двигались вереницей нарочито медленно. Казалось, что это – незрячие маски, танец привидений. Скрестив впереди секиры, они подняли по истертым ступеням на лобное место согбенного, сломленного