Меняющий. Яна Иконникова

что-то изменить? – мужчина улыбался так широко, что очень скоро улыбка напомнила ей оскал. – Меняй! Поменяться местами. Со мной. Хочешь?!

      Он протянул к Ветке свою светящуюся руку, она отшатнулась, вскрикнув, и… проснулась. С шумом выдохнув, Ветка села в кровати. Потёрла глаза, прогоняя остатки сна, подышала глубоко, стараясь восстановить дыхание. Сердце колотилось, но скоро всё придёт в норму. Это не первый её кошмар, но впервые в таком сне мёртвый заговорил с ней…

      Тихий стук в дверь чуть было не заставил Ветку вновь заорать. Новая порция адреналина забурлила в крови, так и не дав сердцебиению успокоиться.

      – Можно войти? – дверь приоткрылась, впуская полоску света из коридора. Темнота отступала, делая кошмары далёкими и нереальными. Физиономия Веника без очков и с растрёпанными волосами выглядела дико непривычно.

      – Ты чего, среди ночи? – Ветка включила подсветку на экране телефона: начало второго.

      – Мне показалось, ты кричала. Всё нормально?

      – Кошмар приснился. Бывает. Сейчас вот перевернусь на другой бок – может, повезёт больше, и приснится какой-нибудь красавчик.

      – Ага. Вет, ты это… если будет страшно или одиноко – ты говори, не стесняйся.

      Веник ушёл к себе, так и не выключив свет в коридоре. Ветка ещё немного посидела на кровати, обхватив колени руками. Страшно как раз не было. А вот кто и когда интересовался в последний раз, не одиноко ли ей – она уже и не помнила. Странно, что Веника это волнует…

      * * *

      Как ни удивительно, но за ночь сон не забылся, как это обычно бывает, а даже наоборот – приобрёл некий смысл. За завтраком Ветка попыталась донести до Веника свои соображения.

      – Мне кажется, я начинаю кое-что понимать. Дело ведь совсем не в том, что кто-то должен менять ауры. Должен ли – вот в чём вопрос. Почему это нужно делать?

      – Будь у тебя возможность спасти кого-то – ты бы этого не сделала?

      – Ну, допустим, спасла. Кто-то выздоровел от смертельной болезни. А кто занял его место? Люди не могут не умирать. Кто должен решать, кому и почему следует жить дальше? А может, спасённый в детстве мальчик вырастет маньяком?

      – Это философские вопросы, и не ты первая их задаёшь. Уверен, ты просто действовала бы по велению души, если б могла влиять на что-то. Меняла бы то, что вызывало некий протест, не казалось справедливым. И не думала бы о том, что кто-то где-то окажется на том же месте. Ты не отслеживаешь их судьбы дальше, поэтому не можешь знать, на пользу или во вред пошло им твоё спасение. Ты просто уверена, что помогла, совершила хороший поступок.

      – То есть, весь смысл этих изменений сводится к тому, что ты сам себе хочешь доказать, какой ты молодец? Это эгоизм, вообще-то.

      – Ну не знаю, с какого ракурса посмотреть… А вот если спросить у абстрактной бабушки: ты как предпочитаешь, чтоб изменили твою судьбу или посчитали это проявлением эгоизма и прошли мимо? Угадай, что она