Меняющий. Яна Иконникова

Гафаровы. Ну и Вайнштейны немножко.

      – Ну ладно, извини. Так что, где ты теперь обитаешь?

      – У Веника.

      – Ты шутишь?! – шире распахнуть глаза Ирка просто не сумела бы. – Так ты… ты всё-таки с ним?..

      – Это не то, что ты там себе придумала. У меня интерес совершенно другого рода.

      – Ага, рассказывай. У тебя что, совсем всё плохо, да? Давно никого не было? Хочешь, в клуб сходим?

      – Думай, что хочешь. Если уж тебе так не терпится найти причину – выбирай любую. Ну, допустим: он лучше всех пишет рефераты. Подойдёт?

      – Рефераты… Ну-ну. Если это теперь так называется… У нас вроде не было секретов друг от друга, я думала, поделишься… – Иришка слегка надулась и замолчала. Но долго обижаться она не умела и уже к концу лекции болтала с Веткой как ни в чём не бывало.

      С лёгкой Веткиной подачи дело пошло на лад. Она весело и непринуждённо общалась с Веником в перерывах между парами, ничуть не меньше, чем с другими одногруппниками; и те вслед за ней перестали обращать внимание на его небольшие странности. Уже спустя неделю вокруг него начали виться даже девчонки из других групп, называя не иначе как «Венчик» или «наш Веня». Ветка была весьма довольна таким поворотом. Самой ей было очень комфортно рядом с Веником. Не имея братьев или сестёр, она тем не менее именно так себе представляла чувства, которые обычно к ним испытывают. Совместный быт ничуть не портил отношений, они и впрямь ничем не стесняли друг друга. Ветке даже начинало казаться, что она знала Веника всю свою жизнь, просто рассталась на время. Они приходили в комнаты друг друга, когда становилось скучно, и вели увлекательные беседы обо всём подряд. Или же наоборот – не навязывались, когда хотелось уединиться. Ветка не помнила, было ли ей когда-то раньше так же спокойно, как сейчас.

      Разумеется, самой интересной и животрепещущей темой для обсуждений служили ауры. Ветка любила подолгу разглядывать яркие рисунки в блокноте Веника с пометками, какой цвет и оттенок чему соответствует. У неё до сих пор дух захватывало от того, как это можно не только видеть, но и держать в голове, расшифровывать… Ежеминутно, ежесекундно… Наверное, даже самый совершенный компьютер уже не выдержал бы. Куда там ей тягаться с её несчастными двумя оттенками! Уже только за одну эту способность Ветка готова была уважать Веника, а уж то, что он вполне с этим справлялся и не поехал умом – вообще выше всяких похвал. Со временем она стала обращать внимание на то, что на рисунках нигде нет чёрного цвета.

      – Почему так? – поинтересовалась она однажды. – Ты его не видишь?

      – Вижу, разумеется. Но он не нуждается в расшифровке. Чёрный – это всегда болезнь, боль, и его доля в ауре зависит от размеров очага. От масштабов катастрофы, грубо говоря.

      – То есть, ты сможешь увидеть, если человек тяжело болен? И что потом?

      – И жить с этим знанием, – вздохнул Веник. – Изменить-то я всё равно ничего не смогу. Если б ты знала, сколько всего я видел… и ещё увижу. Иной раз даже задумываюсь: зачем