В поте лица своего. Боги. Анатолий Рубцов

высотах.

      И вдруг оттуда, из горних высей, шипя, сияя, разбрызгивая ослепительные искры, стремительно опустилась звезда. Оба войска при этом издали оглушительный крик. Всем было ясно, что это знамение не из добрых. Согласен с этим был и Арей. Он понимал, что Афина ни за что не стала бы так торопиться, не стала бы так форсировать двигатель при посадке, если б на ОЛИМПе было принято решение о перемирии. Он озабоченно покачал головой. Теперь могли последовать любые неожиданности.

      Точно так же повели себя и войска – они настороженно притихли, готовые выполнить любую команду своих предводителей. И в этой тишине вдруг отчетливо загудела прянувшая тетива и запела, приближаясь к одним и отдаляясь от других, нацеленная твердой рукой стрела. Она нашла свою жертву в рядах данайцев, но кто был этот несчастный, Арей не видел; он услышал только, как взорвались возмущением тысячи луженых глоток и тысячи медных орудий убийства взметнулись в воздух, требуя таким образом отмщения.

      А затем рати сошлись. Лязгнули, ударившись друг о друга, мечи; глухо загремели щиты, весело зазвенели стрелы. Журча, полилась кровь. Ржали кони; хрипели и стонали люди. Раненые падали в траву; они припадали щекой к земле, как дети, в поисках защиты жмущиеся к теплому, мягкому, дарующему жизнь животу матери. Но она не в состоянии была ни защитить их, ни снова подарить жизнь умирающим. И они испускали дух один за другим – кто сразу, будто крайне усталый, мгновенно погружаясь в тяжелый сон; кто, корчась, словно терзаемый жестоким кошмаром. И не было в этой битве ни жалости, ни пощады… Вот один из данаев, с хохотом мчась на колеснице, направил удар своего копья прямо в лицо противника. Копье пробило бляху шлема и вошло глубоко в голову; бедняга замертво рухнул на землю, а к нему кинулся богато одетый воин из данаев, схватил за ноги, поволок в сторону, из-под града стрел, и, укрывшись щитом, начал торопливо срывать с него окровавленные доспехи. Он, однако, слишком увлекся. Мародера настиг дротик, вонзившийся ему в незащищенный бок. Два – теперь – бездыханных, богато облаченных тела, лежащих по соседству, привлекли внимание десятка воинов победнее с той и другой стороны. С волчьей яростью сцепились они в визжащий, колючий, изрыгающий проклятья клубок, и никому не суждено было вырваться из его смертоносных объятий… Вот камень, пущенный меткой рукой, угодил в ногу юноше из данаев. Камень размозжил кость, перебил артерию; сраженный шоком, парнишка упал. Он тут же пришел в себя, попытался найти щит, но было поздно: безжалостное копье пронзило живот, из-под прорванного хитона вывалились наружу окровавленные внутренности, а слабеющие руки обхватили мучившее его древко, будто надеясь таким образом удержать свое тело на краю внезапно разверзшейся бездонной пропасти. Но и здесь убийца, по виду фракиец из защитников Илиона, торжествовал недолго. Откуда-то прилетела пика и вонзилась ему в грудь чуть выше правого соска. Он захрипел, зашатался, но все не падал, только медленно поворачивался вокруг, словно