По воле тирана. Марина Бишоп

ты бежишь?

      Ролла как будто окунули в ледяную воду. Глубокий шрам на лбу пополз вверх от очередной дерзости сестры. Но он и не думал гневаться, наоборот, почему-то поведение сестры позабавило погруженного в думы воина.

      – Милая Лу, я рад, что именно ты будешь моей правой рукой, – неожиданно похвалил он.

      Лукречия вяло улыбнулась брату. От разговора разболелась голова, и силы противостоять напору событий не осталось.

      – Мне бы твоей уверенности, Ролл.

      – Мне бы твоего упрямства, – передразнил он. – Мы с тобой всё уладили? Мне не придется возвращаться к этому разговору?

      – Не придется, – покорно повторила Лукречия и склонила голову чуть ниже, при этом про себя добавив, – но главой Совета я не стану.

      Ролл поцеловал сестру в лоб и ушел. Всё оказалось проще, чем он предполагал, но его снедала вина за угрозу, на которую пришлось пойти, чтобы добиться согласия сестры. Не всегда цель стоило достигать любыми целями, но, как и у нее, у воина не было особого выбора, отчего сердце сжимала неодолимая тоска, а ненависть к проклятым шалфейям и слову, данному предсказателю, росли, как поспевающее тесто для пирогов. В глубине души он торжествовал, что его поддержкой станет родная кровь. Его права на трон могут оспорить только его младшие братья, но они слишком малы, чтобы принять ответственность. Ролл не был наивен и прекрасно осознавал, что если то, в чем призналась Лауда, правда – ему нужно отстаивать свои права на продолжение рода Вортетралов на Совете, даже невзирая на факт, что он и является сыном отрекшегося от трона Кронула – того самого Орланда Безумного, о котором был наслышан от легендеров. Только в их историях его подвиги были далеко в прошлом – у самых истоков его рода.

      Он повернул массивный ключ в замке и толкнул дверь внутрь. Покои матери были холодны, камин погас, хотя в углу стояла нетронутая корзина с углем. Спальня представляла собой кольцевой коридор, в середине которого было два входа непосредственно в покои. Но там не оказалось Лауды, и он вернулся к проходам и побрел по кругу.

      Внезапно он остановился. Сердце гулко застучало, и внутренний нож вновь ударил по кровоточащему органу.

      На подвесной масляной люстре висело тело. Платье принадлежало Кронуле, в этом не было никакого сомнения. Носки туфель еле касались пола. Отброшенный стул и обмотанное лицо в тончайшую ткань врезались в Ролла своей невидимой силой. Он покачнулся, как от удара.

      Безумие!

      Сколько же еще смертей увидит Зидог за столь короткое время?

      Он резко развернулся, не желая обнаружить себя снимающим Лауду, быстро покинул покои матери. Он вобрал в легкие побольше воздуха, одновременно пригладив пятерней волосы. Ролл зажмурил глаза и уткнулся лбом в стену, издав тихий стон.

      Марава не возьмет ее. Она не принимает самоубийц. Никогда душе Лауды не воскреснуть. Лауда не растворится в Бытие и не встретится с мужем. К нему ли она спешила? Или к тому, кого отравила?

      С онемевшим лицом и заковав сердце