Цепь рода. Катова Марго

князя.

      Собранные в лесной опушке люди, стояли и смотрели, как он соскочил с скакуна. Приблизился.

      – Что скажешь, Пересвет? Батька-то твой вернётся скоро. Когда договор блюсти будишь?

      – Клятва моя соблюдётся. «Народное вече» – признание обретёт, коль вы наконец сдержите братьев ваших от смут бесчисленных.

      – Ты с нами разговор ведёшь, а не с ними. От других встреч отказываешься. Тяжко говорить-то от твоего имени, когда и сами тебе не верим.

      – Не верите, да плоды пожинаете? Занятно. А меж тем лишь я веду беседы с вами. Пока смуты не уймутся, отец на уступки не пойдёт. За народным кругом большаки Сварожечьи следить должны. А почему отказываюсь, вам давно известно.

      – Известно, да причина мерзкая. Дрожишь, что выведает Богдан о твоих связях с нами. Не признаёт народ он равными себе, а ты терпеть то заставляешь.

      – Не стерпим, все истреблены иль сломлены будем. – наконец раздался из толпы сильный голос. – Богдан прознает, и княжича не станет. Защитника боле не найдём. Рабами станем иль погибнем.

      Взоры Пересвет ловил недобрые. Заступник его из толпы был сейчас ему не виден. Однако ясным стало – сторонники его не дремлют. Разорвали б князя гниды многие, да крепятся. Не привыкли видеть над собой кого-то. Уж поколение не одно, как шибко вольны были. Князья Алатыровы лишь защищали их. Люд кормил сколь решал сам ослабевшу дружину. Не всегда так было, да кто уж вспомнит? Как напал на них сосед недобрый, так и земляка – Богдана призвали на помощь Сварожевцы. Прибыл запоздало он, княжить стало некому. Играючи отбил Сварог отец у Кия. Женился на местной княжне, да власть иную строить начал. Народ и по сей день бунтует. Головы летят, да обходя Перун.

      Свора града этого непокорная стояла пред взором Пересвета, изрядно побитая, но столь же не сломленная.

      Разговор продолжился. Выслушивал их князь, пока месяц не стал клониться к закату. После окончания, дружинник подвел одного из большаков к Пересвету.

      – Слушаю тебя, князь.

      – Здрав будь, Вечезар. К чему опять Белку обижают люди?

      – Беляну? Ты мя упрекаешь? В напастях тех твоя вина.

      Пересвет глядел в прищуренные глаза деда. Большаки, друг с другом переговариваясь, не могли, да не стремились наблюдать за ними. Княжечьи дружинники не сводили глаз с народа. Вечезар, был нем не долго:

      – Вот смотрю на тебя, князь, и дивлюсь, как совести-то твоей хватает, мне в глаза глядеть. Знают все, на кой тебе сдалась моя Белянка. Но договор так не блюдешь, не женишься на ней, а всё меня разглядываешь недовольно. Какая ж тут любовь, о коей ты твердишь?

      – Ты знаешь, что не прав, старик. В моей власти вовсе забрать её у вас. Я того не делаю, лишь из уважения к вам и по её мольбам. Не дал в обиду бы, с чем ты не справляешься, как погляжу.

      – А ты не горячись. – бросил дед сквозь зубы. – Представить не можешь в экою топь погрузил мою девку. Ей бы бегать ещё, с подружками, да сёстрами хороводы водить, вместо того, сидит с утра до ночи, отвернутая всеми, да ревёт. Ох, я многое тебе б сказал, князь… – Вечезар шаг сделал по направлению к Пересвету. Один из ратников преградил ему дорогу. –