Контур человека: мир под столом. Мария Аверина

для тебя уже припасли… Огонь развели!

      Бабушка, не оборачиваясь, почти перешла на бег, однако упорная женщина не собиралась сдаваться. Непомерным усилием опять почти догнав мои санки, она внезапно нагнулась и ухватилась за их спинку. Бабушка отчаянно поскользнулась и встала, а я снова завалилась на спину – проклятая шуба не давала мне шансов на какое-либо самостоятельное движение! – и поэтому багровое, потное, сердитое, с выбившимися из-под меховой шапочки волосами и бешено сверкающими глазами лицо женщины оказалось прямо надо мной.

      – Скажи ей, ребенок, свое слово! Скажи, что ты хочешь жить в Боге! Образумь ее, не то увлечет она тебя за собой в геенну огненную. Не то Бог накажет тебя за неразумение, проклянет твою только что рожденную душу!

      Я буквально шарахнулась от ее перевернутого и оттого еще более страшного лица. В ужасе съехав внутрь шубы так, чтобы шарф мешал мне видеть ее безумные глаза, я вжалась в санки, а женщина с размаху шлепнула обе книжки мне на живот. В тот же момент разъяренная бабушка, буквально налетев на женщину, решительно ее оттолкнула, бесцеремонно смахнув «Слово Божие» в сугроб.

      – Если вы не перестанете нас преследовать, я позову милицию! – буквально рявкнула она.

      – Никакая милиция не поможет тебе обрести место на небе, коль ты Христа не знаешь! – истошно заорала женщина, в то время как вторая полезла в снег доставать глубоко утонувшее «Святое Писание». – Только мы! Только мы, сводящие вас, неразумных, с пути греха, с пути погибели!

      Бабушка, не слушая, нагнулась, сильно встряхнула меня, рывком взгромоздив себе на руки, и тяжело зашагала к лесу. Пустые санки на подтянутой на локоть веревке колотили ее по пяткам, но она словно не замечала этого, а упорно, шаг за шагом, мерила лесную тропинку.

      – Только мы! Только наши пастыри, Христом просветленные, способны вывести вас, неразумных, к свету! Одумайся, пока не поздно! – еще кричала нам вслед первая женщина. – Приди к нам, и мы покажем тебе верный путь!

      Но Бабушка, судя по всему, и без них знала дорогу, так уверенно несла она меня вперед и вперед в глубь леса! Стуча подбородком о ее плечо, сквозь налезший мне на глаза шарф, почти плотно сомкнувшийся со съехавшей шапкой, я смутно видела, как обе отставшие женщины возмущенно клекочут между собой, тщательно стряхивая снежную пыль с любовно извлеченных из сугроба «божественных откровений».

      Дойдя до новой горки, Бабушка тяжело опустила меня на землю и буквально повалилась на заметенную снегом скамейку.

      – Подожди, Машенька, дай отдышусь. – Она полезла в карман за носовым платком, но вместо него вытащила какую-то бумажку, пробежала глазами текст. – Вот проныра! В карман она мне свои воззвания засунула. Делать мне нечего по их собраниям бегать! Господи, она у меня кошелек не стащила ли?

      Кошелек, как и носовой платок, оказался на месте. Отерев лицо и отдышавшись, Бабушка тщательно порвала бумажку – «не хватало еще, чтоб кому-нибудь мозги свернули!» – и в сердцах швырнула обрывки на девственно-свежую, блестевшую на солнце мириадами