Токсичный роман. Хезер Димитриос

я и не провожаю. – Ты выхватываешь книгу по тригонометрии из моей руки. Ну здравствуй, Гилберт Блайт[8]. – Как думаешь, сколько идти за «Пепси Фриз»?

      – Гэвин, – я качаю головой, – серьезно…

      – Полчаса туда, полчаса назад?

      Двадцать шесть минут, не то чтобы я знала. Я киваю.

      – Но я просто не могу… Мне нужно разрешение. И моя мама, она… Может, мне не стоит.

      – Я отлично лажу с родителями. – Ты хватаешь меня за руку и тянешь к моему дому. Так. Чертовски. Просто.

      Ты держишь меня за руку, ты ДЕРЖИШЬ МЕНЯ ЗА РУКУ.

      Времени поговорить по дороге особо нет, но ты не отпускаешь мою руку, и я переживаю, что она потная, но стараюсь не думать об этом, потому что так она вспотеет еще больше, и тогда ты поймешь, что она потная, вот черт. Я в аду. Но типа с видом на рай.

      Я не религиозная, но я буквально молюсь чему бы там ни было, чтобы мама не кричала на Сэма или не ругалась с Великаном, когда мы подойдем к дому – как бы ужасно это выглядело?

      Когда мы подходим к переднему крыльцу, стоит неожиданная тишина. В нашем доме никогда не бывает тишины. Я открываю дверь, и ты заходишь в коридор, так близко, что чувствую твое тепло. Я не могу насладиться этой близостью, сейчас покроюсь сыпью от страха: ведь если я приведу друга, особенно друга мужского пола, в дом, когда никого другого там нет, мне конец. На самом деле. Мама не переносит людей в доме, разве что сразу после генеральной уборки.

      – Есть какие-то позорные детские фотографии, на которые мне можно посмотреть? – спрашиваешь ты. Вау, как же мне нравится твой хрипловатый голос.

      – Прости, – говорю я и выхватываю учебник по тригонометрии из твоих рук. – У нас здесь политика «никаких детских фотографий».

      – Почему-то мне кажется, что ты врешь.

      Я закатываю глаза, открываю дверь своей спальни и закидываю рюкзак и учебник внутрь.

      – Твой дом пахнет лимонами.

      – Освежитель «Сосна и лимон», если точнее, – говорю я. Дома других людей пахнут жизнью: едой, свечами там или собаками.

      – Никаких питомцев? – спрашиваешь ты.

      Я смеюсь.

      – У мамы случилась бы аневризма, если бы дома было животное. – Я серьезно не могу представить, что бы она сделала, будь в доме собака. – Думаю, можно идти.

      Это приключение, за которое позже, возможно, мне придется поплатиться, но оно того стоит. По пути на улицу я вижу записку на обеденном столе для меня, написанную петлеобразным почерком мамы.

      Поехали в «Костко». Нужно сложить белье и подмести заднее и переднее крыльцо. Также ты забыла помыть плинтус в столовой в прошлую пятницу, так что это нужно сделать до того, как мы вернемся. Положи жаркое в духовку и сделай салат.

      Долбаный плинтус. Невидимая грязь и мамины глаза-микроскопы. С ней бесполезно спорить. Ты просто трешь, пока она наконец ничего не видит.

      – Она что, серьезно? – спрашиваешь ты, читая через мое плечо. Ты так близко, что я чувствую твой одеколон, его древесный пряный запах.

      – Да. – Ненавижу, когда люди узнают мою семью впервые.

      Я мысленно подсчитываю

8

Герой романа «Аня из Инглсайда» Люси Мод Монтгомери.