Звёздные Войны. Дарт Плэгас. Джеймс Лусено

тогда: «Твой час настал. Могущество темной стороны будет твоим. Действуй сейчас, покончи с этим раз и навсегда!» Но Сила лишь давала советы, она не диктовала ему условия и не подстегивала его. То, что случилось, – только его рук дело. За время скитаний по Галактике с Тенебрусом и без него Плэгас осознал, что они – далеко не единственные, кто практиковался в искусстве темной стороны. И не единственные ситхи, если уж на то пошло, – ведь Галактика полнилась самозванцами и притворщиками. Но сейчас он был единственным владыкой ситхов из Бейновой династии, единственным истинным ситхом. При мысли об этом тело наполнялось грубой, стихийной мощью.

      И все же…

      Когда он обращался к Силе, то чувствовал, что рядом маячит еще кто-то, почти равный ему по могуществу. Что это – игра темной стороны или всего лишь признак его неуверенности? Он читал легенды о Бейне – о том, как его преследовали призраки тех, кого он низверг на пути к избавлению ордена от свар и междоусобиц и возвращению тому истинного господства, когда устанавливал Правило двух: учитель, воплощающий могущество, и ученик, его жаждущий. Даже духи давно умерших владык, чьи гробницы он разграбил в поисках голокронов и других древних артефактов, содержащих мудрые наставления, – и те не давали Бейну покоя.

      Был ли дух Тенебруса источником того могущества, которое ощутил Плэгас? Имел ли место короткий период жизни после смерти, во время которого истинный ситх еще мог влиять на мир живых?

      На Плэгаса как будто навалилась вся тяжесть Галактики. Кто-то более слабый на его месте попытался бы напружинить мышцы и поднять плечи, но муун, зажатый в тесной «гробнице», чувствовал себя невесомым, будто находился в глубоком космосе.

      Он переживет любого, кто бросит ему вызов.

      Много часов спустя, когда голоса стихли, а насекомые вновь приступили к своему буйному пиршеству, острая боль вырвала Плэгаса из гнетущей дремоты. Ткань рубашки прилипла к его припухшей плоти, как тугая повязка, но кровь из раны по-прежнему сочилась и пропитывала одежду.

      Бесшумно выскользнув в ночь, он вновь двинулся в путь – сперва хромая, пока боль не ушла, затем перейдя на бег. На его безволосой голове проступали бисерины пота, а темный плащ развевался за спиной, словно стяг. Он подумывал о том, чтобы ворваться в одну из хибар и утолить голод яйцами кон’ми – а то и кровью их родителей. Но в конце концов Плэгас обуздал свою жажду убийства и разрушений, удовлетворившись мясом летучей мыши и подгнившими останками рыбы, которую волны вынесли на берег. Оказавшись на черном песчаном пляже, он прошел всего в нескольких метрах от жилищ, вытесанных из рифового камня, но по пути ему встретился лишь один голый абориген, вышедший на свежий воздух справить нужду. Он уставился на Плэгаса так, словно увидел привидение, – а может, просто потешался над тем, сколь комично, с его точки зрения, муун смотрелся в плаще и сапогах. На утесах высоко над пляжем среди домов высокородных тускло мерцал свет фонарей, извещая о близости космопорта. Рассеянные