Искра надежды. Джоди Пиколт

не позволит, чтобы с ней случилось что-то плохое. Даже если ей не удастся поднять трубку и сказать ему, что с ней все в порядке.

      Временами, когда отец возвращался с работы и был особенно сдержан, Рен понимала, что у него выдался дрянной денек. Однажды он признался ей, что быть детективом означает снять весь верхний привлекательный слой с городка и увидеть его гноящиеся раны: кто наркоман, кто бьет жену, кто влез в долги, кто замыслил свести счеты с жизнью. Но он никогда не посвящал ее в подробности. Она обвиняла отца в том, что он относится к ней как к ребенку. «Дело не в том, что я хочу что-то от тебя скрыть, – однажды объяснил он. – Дело в том, что, если я тебе все расскажу, ты станешь смотреть на людей совершенно другими глазами».

      Рен повернулась к медсестре, потом к каждой из женщин в комнате.

      – Я – Рен, – прошептала она.

      – Я – Иззи, – негромко представилась сестра. – А это доктор Уорд, – кивнула она в сторону мужчины.

      Тот приподнял руку – на большее у него не было сил.

      Женщина с синяком на лбу встретилась с ней взглядом.

      – Джанин, – вымолвила она.

      – Джой, – прошептала женщина в спортивном костюме.

      – Что он намерен…

      – Тс-с, – шикнула Иззи, когда заметила, что стрелок возвращается.

      Он вытащил Оливию из кладовки и бесцеремонно швырнул ее на диван рядом с Рен.

      – Прощу прощения, мадам, – проронил он и ткнул пистолетом в щеку Рен.

      Уже второй раз Оливия выбиралась из кладовки, и опять не обошлось без травм. Теперь она осмотрела помещение. Рен дрожала, как осиновый лист. Руки девочки были связаны, на теле краснели отметины в тех местах, за которые стрелок хватал ее, вытаскивая оттуда, где она пряталась, и лишь каким-то чудом не сломал девочке руку.

      Учитывая эту грубость, Оливия демонстрировала кротость и послушание. Она словно давала понять: разве может ему что-нибудь сделать шестидесятивосьмилетняя старуха? И мольбы ее были услышаны – как и большинство мужчин, он видел перед собой лишь тщедушное тело, а не разум, таящийся в нем. Толкнув ее, он даже извинился: «Простите, мадам», – и не стал связывать ей руки, как Рен. И сейчас ее мозг – ее прославленный профессорский ум – работал на ускоренных оборотах, чтобы найти выход из этой ситуации.

      Стрелок стал размахивать пистолетом перед Оливией и Рен. Он скакал между ними при каждом слове, подобно маленькому мячику на экране караоке.

      – Вы думали, что можете от меня спрятаться? Думали спрятаться, да?

      Оливия пыталась быть сильной, честно пыталась. Пег, ее спутница жизни, всегда говорила ей, что она часто впадает в панику, воображая вещи, которые никогда не могут случиться. Например, эта отметина на плече – конечно же укус клеща, знаменующий начало болезни Лайма. (Никакой болезни – просто царапина.) А телерепортаж об очередном запуске ракеты Северной Кореей – не что иное, как начало Третьей мировой войны. (Глупости.) «Ослик Иа», – называла ее Пег, и почему-то сейчас воспоминание об этом заставило Оливию