Говорит и показывает. Книга 2. Татьяна Вячеславовна Иванько

Он чистый и честный, он лучше всех на свете. Вот и всё.

      Вот Майка, принцесса, всегда была и осталась. Моя принцесса. Моя Майка. Сразу стало спокойно на сердце. Легко и солнечно. Как никогда в жизни ещё не было, я не один, оказывается…

      – Лучше помогите мне убраться, и крупу найти, я кашу сварю, завтрак надо приготовить Васе, скоро встанет, а у нас тут только мусор да бутылки. Сами-то завтракали?

      – Нет, – мрачно признался старый женоненавистник.

      Я улыбнулся самому себе и своей жизни. Вкус счастья после стольких несчастий всегда так сладок?

      Когда я, вымытый в душе и посвежевший, заново родившийся, Василий Метелица пришёл на кухню, то увидел трогательную картину: Иван Генрихович складывает пустые бутылки в погромыхивающую авоську, уже третью на полу, весь мусор убран, большая часть посуды вымыта, шумит чайник на плите, над небольшой жёлтой кастрюлькой поднимается аппетитный парок.

      Майка обернулась ко мне от плиты, моя футболка на ней с чёрным черепом во всю грудь, я сам его рисовал на обычной белой «фуфайке», как она называлась в магазине, специальной краской, не смывается, между прочим, и ворот оторвал, чтобы настоящий гранж получился.

      Я не видел в своей жизни ничего светлее и лучше, чем она сейчас. Она улыбнулась самой прекрасной улыбкой, какая может расцвести на человеческом лице.

      – Василёк…

      Вася не знал, но этому позднему утру предшествовало утро раннее, когда мы с Ю-Ю приехали к нашему дому на улице Труда.

      – Они и не заметили, я смотрю, что ты мотоцикл угнала, – усмехнулся Ю-Ю, останавливая мотоцикл за воротами.

      – Я старалась. Настоящей заделываюсь преступницей, – сказала я, слезая с «коня».

      Найда радостно приветствовала нас обоих, выйдя из своей будки и крутя хвостом так отчаянно, что казалась похожей на вертолёт.

      – Ревень не рвёт никто, – сказал Ю-Ю, проходя мимо грядок с зеленью.

      – Пирогов сто лет не пекли.

      – И скамейку не покрасили к лету. Придурки…

      Он решительно подошёл к дому и я, видя его уверенность, перестала чувствовать страх.

      Утром все встали рано, хотя с вечера долго не ложились. Переругались сто раз за вечер. Спорили звонить ли подругам Майи или нет. Мы с Лидой наседали на Татьяну Павловну, требуя, чтобы она позвонила, она отнекивалась, едва до слёз не довели её.

      – Какие подруги! – восклицала она. – Очумели вы совсем?! Я весь май ей позволила в школу не ходить от тех подруг! Бойкот и травля в классе! «Подруги», вечно не знаете ничего…

      – Но кто-то же знает, где Илья живёт?!

      – Она звонила ему, там номер должен быть… На квитанции, не выбросили? – вспомнила Лида.

      – И что нам номер? Позвоним, осведомимся, как они там? – опять ору я.

      – Может, твой милицейский дружок адрес по номеру узнает? – сказала Лида.

      Я пошёл искать записную книжку с номером Артурова Генки, моего земляка, с которым мы приехали из нашей Сосновки поступать в институт, оба поступили, только он бросил и подался в милицию.

      Но лето, субботний день, я не застал его…

      – С