Говорит и показывает. Книга 2. Татьяна Вячеславовна Иванько

но что у них…

      – Майя!?.. Майя! – бабушка ударила Майю по щеке. – Опять начинается, мало отец лупил тебя!?

      Майя только отшатнулась, прижав ладонь к щеке.

      – Мама! – крикнул Илья.

      Если бы бабушка не обрушила на меня свою карающую длань, я бросилась бы за Васей. Может быть, я сумела бы опять убедить его, что это какое-то безумие и свадебный мандраж. Может быть, он поверил бы во второй раз, но её удар будто полностью вернул меня на шесть с половиной лет назад, когда отец ударом ещё посильнее сбил меня с ног…

      Ю-Ю… вот ты… Обнял меня, закрывая о всех. Всё… я в моём мире…

      – Мама, ты…

      – Ну вы… – прорычала бабушка, намереваясь, очевидно, обругать нас.

      – Прекрати! – рыкнул и Илья.

      Я не слышу и не вижу ничего. Я только чувствую его тепло, его твёрдую и мягкую для меня, тёплую грудь, в которую упирается моё лицо, его чудесный запах, его руки, закрывшие меня сразу от всех и от всего. И его сердце, бьющееся там в груди…

      Часть 13

      Глава 1. Ливень

      Рокот мотора Харлея сообщает ровный пульс хилому и мелкому, глупому моторчику в моей груди. Ещё не стемнело, когда мы въехали в Москву, но пока колесили по городу, со всеми перекрёстками сумерки овладели пространством. Однако, всё это я воспринимаю сквозь закрытые веки, я чувствую только одно: Ю-Юшину спину у меня под щекой с играющими на ней большими мышцами, его волосы бьющие по стеклу его шлема на моей голове, ведь моего он не взял сегодня, и надел на меня свой и свою куртку. Мы уехали с поляны сразу, как только остальные собрались и укатили на автобусе.

      – Увези её теперь куда-нибудь подальше, – шипит бабушка. – Цирк в римском Колизее с кровавыми жертвами…

      – Оба утопитесь, уродцы! Проклятая кунсткамера! – это мамин голос.

      – Лида!

      – Да что «Лида»!? Лида-Лида, вот тебе твой Илюшенька, досюсюкалась.

      – Когда это я сюсюкалась?

      – А ну вас всех Тумановых!

      Потом захлопнулись дверцы микроавтобуса, зафырчал его мотор и немного буксанув на траве, он укатился.

      – Не бойся их. Вообще ничего не бойся.

      Я только обняла его. Я боялась только одного – врать Васе, по-моему, хуже ничего нет. А больше мне нечего бояться. Только, что Ю-Ю разлюбит меня. Вот поймёт, какая я дрянь на самом деле и разлюбит.

      Что это такое произошло, я так и не понял, кроме одного, семейная тайна о которой так много болтали когда-то в М-ске и которую я забыл, потому что никогда в неё не верил, действительно существовала. Все эти слова мамы Майи и её бабушки, стало быть, не было без огня дыма? Был огонь. И есть. А как же Метла… Вот бедняга. Нет, хуже этого можно было бы только продолжать связь с другим за его спиной. Ну и Майя. А я-то…

      А я чуть ли не мадонной её воображал со всей её ангельской внешностью. Думал, вот любовь. Вот Метла счастливчик. Да и достоин её только Метла и был…

      Но это она его недостойна. Ах, Майя…

      Отвращение и разочарование таких масштабов ещё не постигали меня никогда.

      А я не чувствую ничего. Ни, когда бежал до шоссе. Ни, когда отдал за то, чтобы меня