Говорит и показывает. Книга 2. Татьяна Вячеславовна Иванько

до Таганки. В «Иллюзион», может, сходим. Поехали?

      Она улыбнулась:

      – Надеюсь, в театр не пойдём?

      – Не любишь театр?

      – Неприлично не любить театр. Люблю, но… меня очень редко там захватывает. Ужасно?

      – Надо на хороших актёров и режиссёра сходить, тогда захватит. И скучно не будет. Шесть лет в Москве, так и не сходила на хорошее представление, я говорил, а ты всё в М-ск сливалась. Привезла бы и Васю своего на какой-нибудь спектакль.

      Маюшка надела солнечные очки, скорчила рожицу, вроде: «не учите меня жить, парниша!». Мы быстро доехали до Таганской. Длиннющий эскалатор стояли то я впереди, то она. Когда она стояла передо мной, я не мог удержаться, чтобы не сжать легонько её плечи в ладонях. Маюшка только погладила мои пальцы рукой, не оборачиваясь. И сама легонько кладёт свои пальчики мне на плечи, когда я стою перед ней. Я обернулся, она улыбнулась, смотрит из-под ресниц. Погладила меня по щеке. Вот она и вот я, но мы разделены. Этой сегодняшней примеркой больше, чем её словами шестилетней давности.

      Мы болтались по улочкам и переулкам вокруг Таганской, чтобы потом спустится к Котельнической, перейти Москва-реку и до Павелецкой.

      Тут, на Таганке, множество красивых домов, правда, запущенных и пыльных, но это как обедневшие и постаревшие красавицы, как моя Марья Сергеевна, хоть и вековая старушенция, а всё равно хранит красоту.

      В этих переулках целоваться бы сейчас…

      – Какие красивые дома, Ю-Ю, модерн что ли? – сказала Маюшка, обернувшись.

      – Или подражание модерну.

      – Вот представляешь, эта эпоха, я имею в виду модерн, продлилась-то какие-то пять лет, а оставила такой значительный и неповторимый след. Неповторимой красоты и изящества.

      – Любишь этот стиль? – улыбнулся я, не в силах перестать думать о том, как мне хочется её поцеловать.

      – Он завораживает, кажется, надо быть человеком особенного какого-то химического состава, чтобы вот так видеть мир.

      – Кокаин употреблять регулярно, – усмехнулся я.

      – Ну… наверное. Что ж, они там в Серебряном веке все любили это…

      – Как импрессионисты – абсент.

      – Ох и хитрюга ты, Илюшка… Завлёк на экскурсию.

      – А что делать, – улыбается, глаза стали совсем светлыми, искрятся. – Чем-то отвлечь тебя, чтобы кроме свадьбы думать. Надо ещё на «Золото Шлимана» в Пушкинский сходить. Теперь поедем, поедим куда-нибудь? Или пойдём к набережной как собирались?

      – В «Русское бистро» пошли, пирожков с печенкой хочу, – сказала я. – И чаю сладкого!

      Глава 4. 8. 08

      Что может быть волнительнее, чем выдавать замуж дочь? Ничего другого, сравнимого с этим я не помню. Даже моя собственная свадьба не вызывала во мне столько эмоций. Тревога, жалость, что последние годы мы провели не вместе, раскаяние в том, что когда-то я не нашла в себе достаточно мудрости, доброты и душевных сил, чтобы понять её и встать на её сторону.

      Мне не хватило тогда любви к ней. Может быть, я вообще обделена этим даром? Не хочется так думать, очень страшно