Говорит и показывает. Книга 2. Татьяна Вячеславовна Иванько

мой взгляд будто немного испуганно. Растерянно точно…

      Есть от чего растеряться. Казавшиеся такими счастливыми молодые вдруг начали меняться как меняется летнее небо, только что не было ни облачка, а то откуда-то ползут толстобрюхие синие тучи и серебрятся высокие перистые буреносные облака. Что с Майей? Что с Ильёй? Губы бледные, глаза вниз… Вася то бледнеет, то снова улыбается.

      Все прочие вроде и не замечают ничего. Да ничего и не происходит. Всё как надо. Тосты, шампанское, угощение, превосходные, душистые от пряностей цыплята табака, фрукты и овощи, вино, все улыбаются, шутят, дарят подарки молодым, опрокидывают рюмки, хохочут, снова пьют, угощаются, рассказывают анекдоты, никто не разговаривает о политике, ни о прошедших выборах, ни о бесконечных, каждый день происходящих терактах в Москве и на юге, в Волгограде и где ещё, в Астрахани?… ни про убийство депутата в Краснодаре, ни о войне в Чечне, которая, по-моему, уже расползлась везде, как угарный газ, отравляя всю страну, а мы и не подозреваем, и даже не чувствуем, в своей ежедневной суете и том, что видим перед носом в данный момент. Но и к этому мы слепы. Ах, как слепы…

      – Илья, может, ты скажешь что-нибудь молодой семье? – сказала я, намереваясь вывести его немного из странного то возбуждённого, то апатичного состояния.

      – Не надо, – вдруг сказала Маюша.

      Все мы посмотрели на неё. Господи Боже, что же это делается… Только не это… Майя, остановись!

      – Не надо ничего говорить, Ю-Ю… Вася… – она повернулась к молодому мужу, но не сморит на него, опустив голову. – Вася… можно… можно поговорить со тобой?

      И поднялась на ноги, платьице замялось немного сбоку как сидела. Вася поднял голову, смотрит на неё:

      – Поговорить? Ну… говори…

      – Нет, давай… давай отойдём?

      Он поднялся, становясь белым как салфетки, что разбросаны по скатерти…

      – Что с тобой?

      И Илья тоже поднялся на ноги.

      Слава, такой симпатичный мальчик, обернулся на молодых, но Иван Генрихович и Лида продолжили, к счастью, начатый между собой разговор о Булгакове, любимом Лидином писателе:

      – Вот фильм вышел по «Роковым яйцам», как вы нашли?

      – Мне и роман этот не очень знаете ли…

      Я же слежу за молодыми, я не слышу их разговор, но…

      – Вася, ты должен простить меня… то есть… Господи, конечно, ты ничего не должен, и наоборот, не прощай, я… такая дрянь, не зря папа бил меня каждый день.

      – Что делал? – переспросил Вася. – Ты не говорила…

      – Не важно…

      – Да нет, подожди…

      – Я не должна была становиться твоей женой… Всё это нечестно… Я не знаю, что я… я не понимаю, Вася, я так тебя люблю… Я люблю тебя. Но… – я сняла колечко с пальца и протянула ему, – я не могу быть… Я поэтому и не могу быть твоей женой…

      – Ты что?

      – Я…

      – Ты меня не любишь?

      – Люблю.

      – Тогда…что?..

      – Я не могу… – беспомощно повторила я.

      Он