Три смерти Ивана Громака. Сергей Бортников

Нет, братец, я как стекло, просто не спал две ночи подряд. А сто грамм для моряка – тьфу, пыль, понял?

      – Отпустите меня, дяденька, будь ласочка…[6] Я больше не буду, – притворно захныкал неудачливый воришка.

      – Отставить сопли! – насупился незнакомец. – Ты мужик али нет?

      – Мужик, – надулся, несколько опешив, Иван и спросил, сердито глядя на флотского: – Разве не видно?

      – Значит, должен отвечать за свои поступки. Ну чего молчишь, как будто воды в рот набрал?

      – Виноват! Исправлюсь… – буркнул Громак.

      – Где это ты нахватался таких старорежимных оборотов? В Красной армии и на флоте следует отвечать: «Есть, товарищ капитан второго ранга!». Повтори.

      – Есть!

      – Да, кстати, а есть ты будешь? – неожиданно поинтересовался незнакомец. – В смысле – кушать?

      – Не откажусь, – опешил Громак. – Только нас трое…

      – Что ж, давай, зови их сюда!

      – Василь, Охрим! – на весь вокзал заорал Иван.

      Далеко сзади, из-за угла зала ожидания одновременно выглянули две хитрые физиономии. Одна над другой: первая – чуть ниже, другая – выше.

      – За мной – марш! – решительно распорядился военный и, перекинув через руку пальто, едва не ставшее объектом чужого посягательства, направился в противоположный конец помещения – туда, где из-за стойки выглядывал белоснежный головной убор, с виду напоминающий то ли поварский, то ли шутовской колпак.

      Как оказалось, он прикрывал круглую, словно очерченную циркулем, головушку немолодой и чрезмерно пышной дамы – вокзальной буфетчицы тёти Тони, старавшейся не упускать ни одного свободного мгновения для того, чтобы немного, как она сама выражалась, покемарить.

      Некоторые служащие, часто околачивающиеся в станционной курилке, у которой любил попрошайничать Иван, шёпотом поговаривали о тюремном прошлом тёти Тони, мол, у нашей буфетчицы не одна ходка за плечами, но это так – слухи, серьёзными государственными документами никто из них, естественно, не располагал.

      – Так… Три ватрушки… – начал моряк.

      – И три чая! – напускно пробасил Василий и так выглядевший значительно старше своих лет.

      – Мне ещё, если, конечно, можно… Грамм двести любых конфет, – зарделся румянцем Охрим Терещенко, давно мечтавший набить брюхо загадочными кондитерскими изделиями.

      (До этого момента в его недолгой жизни были отмечены лишь единичные случаи угощения сладостями из рук залётных богатеев, почему-то не очень часто попадавшихся на жизненном пути наших героев.)

      Но новый знакомый, кажется, собрался переплюнуть их всех.

      – Нет проблем, товарищ юнга, – он похлопал Охрима по плечу и повернул лицо к буфетчице: – Ну-ка, мадам, взвесьте полкило самых лучших, самых дорогих – шоколадных – для моих лучших друзей!

      – Слушаюсь, товарищ капитан! – ухмыльнулась тётя Тоня.

      – Да побыстрее…

      – А волшебное слово? – пробормотала буфетчица, растягивая

6

Будь ласочка – производное от «будь ласка» – пожалуйста (укр.).