Трон императора. Александр Мазин

его не удивило. У дикарей, варваров, да и в самих Четырех Империях тысячи обычаев!

      – Ты так и не сказал, как называют твою страну,– произнес Хар-Руд.

      – Самери! – Юноша выплеснул последние капли из кувшина и отправил себе в рот.– Какое хорошее у тебя вино, Хар-Руд! Дома я пил только пиво! Ох, устал! Ты не против, если я немного посплю?

      И, не дожидаясь ответа, уронил голову на стол.

      – Ты напился, малыш! – пробормотал помощник Управителя.– Жаль! Но иначе ты не выложил бы и десятой доли того, что наболтал! И сожри меня демоны Джехи, если ты, малыш, похож на самерийца!

      С этими словами он перенес уснувшего Кэра в спальню, на собственную кровать.

      – Надеюсь, ты не сочтешь мою постель слишком жесткой, сын вождя? – сказал он.

      Задернув балдахин, помощник Управителя вернулся обратно и, попивая вино, размышлял о превратностях судьбы.

      5

      Прихрамывая, Фаргал, Император Карнагрии, пересек Зал Приемов, через услужливо распахнутую дверь прошел в следующую комнату и опустился в красное обитое бархатом кресло.

      Один из придворных немедленно бросился снимать с царя сандалии, а второй поспешил за теплой водой.

      Люг, который вошел следом, остановился рядом с царем. Ему немедленно пододвинули кресло.

      – Одиннадцатый день нет дождя! – проворчал Фаргал, поворачиваясь к Люгу.– А этот старый попугай молит Ашшура о ясной погоде!

      – Ты же знаешь, о царь,– так положено! – отозвался вождь соктов.– Да и какая разница? Последний раз, если верить летописям, Верховный бог проявил себя восемьсот лет назад!

      – Засуха подорвет нашу торговлю! – сказал царь.

      Придворный опустил разутые ноги Фаргала в ароматную воду, и вертикальная морщина на лбу царя разгладилась.

      – Ты всегда можешь поправить дела, взяв в руки меч! – пошутил сокт.

      – Как бы не так! – покачал головой Фаргал, но глаза его блеснули. Война была неутоленной страстью Императора Карнагрии. Но слово «Справедливость», которое царь начертал на собственном гербе, помогало ему бороться с искушением прогуляться по землям соседей.

      В начале царствования было веселее. За последние пять лет только мятеж Андасана, командующего Черной пехотой, отчасти развеял «пресную» жизнь Царя царей. Отчасти, потому что самому бунтовщику удалось ускользнуть. Поговаривали, что не обошлось без помощи кое-кого из Владык. Упоминали даже имя Хонт-Хурзака, племянника свергнутого Фаргалом императора Йорганкеша. Но доказать ничего не удалось, а карать без доказательств вины было бы нарушением той самой справедливости, которая была так дорога Фаргалу.

      Царь задумчиво играл алмазным кулоном, оправой которого служила золотая вязь букв императорского титула.

      – Никак не выходит из головы тот… преступник,– проговорил он.– Которого должны были повесить!

      – Я помню о нем, мой царь! – кивнул Люг.

      – Он,– продолжал царь,– показался мне… знакомым.

      – Мне тоже, мой царь! – отозвался сокт.

      Он извлек из кошелька золотую монету:

      – Взгляни!

      На золотом диске