Непостоянные величины. Булат Ханов

кофе я не шучу.

      Живопись

      В первый день он красил.

      Роман явился в школу в 8:40, за двадцать минут до начала рабочего дня, за что получил сдержанную похвалу от Елены Витальевны. Секретарь сообщила, что Марата Тулпаровича еще нет, и предложила новичку ознакомиться с кабинетом русского языка. Старушка-вахтер, оторвавшись на минуту от дачно-огородного еженедельника, объяснила, где брать ключ и как расписываться в служебном журнале.

      Удивляясь, какой прок в советах для садоводов, когда дачный сезон близится к завершению, Роман поднялся на четвертый этаж. В конце длинного коридора высилась стремянка, на полу и подоконниках осела зримая строительная пыль. Не доносилось ни единого звука. Идея заговорить вслух или присвистнуть воспринималась как покушение на мировой порядок. Всего через две недели будет наоборот, и тишина приравняется к аномалиям навроде шаровых молний или беззаветно влюбленных в классическую литературу школьников.

      Убранство класса соответствовало представлениям о Среднестатистическом Кабинете Русского Языка и Литературы. Зеленая доска, парты в три ряда, портреты великих и образцовых, два шкафа. Первый – канцелярский, почти новый. Второй – платяной, дряхленький и покосившийся влево. Будет леваком, коммунистом. Из пластикового ведра в углу торчала деревянная швабра. Стрелки электронных часов над доской застыли на половине третьего. Информационные стенды пустовали, если не считать приглашения на Масленицу и буклета, завлекавшего в автошколу. Роман заподозрил, что его попросят заполнить стенды каким-нибудь полезным материалом.

      Что более всего поражало, так это грязь. Ремонтники, орудовавшие по всем этажам, не обделили вниманием и будущего учителя русского. Под ногами скрипело, линолеум едва виднелся под слоем неведомой белой порошкообразной дряни. На окнах проступали пятна, отдаленно напоминающие засохший птичий помет, будто на летние каникулы класс арендовал дрессировщик голубей и внезапно исчез. От одной мысли, что все это придется отскребать и оттирать, сердце сжималось от тоски.

      На пути к директорскому кабинету Роман поздоровался с двумя незнакомыми учительницами, обсуждавшими канувший в Лету отпуск. Директор встретил молодого специалиста радушно. Облаченный в изумрудную рубашку с широкими карманами, Марат Тулпарович, закатав рукава, восседал на высоком стуле и листал подшитые документы. За могучей директорской спиной присматривал Путин, чей нескромно большой фотопортрет, не замеченный Романом в предыдущий раз, висел над директорскими дипломами.

      – С первого дня с докладом к начальству, – сказал Марат Тулпарович, широко улыбаясь. – Как настрой?

      – Боевой, – доложил Роман.

      – Это хорошо. Как Казань?

      – Обживаюсь. Красивый город. И район мне нравится.

      Директор отложил документы.

      – Как кабинет?

      – Вполне. Светлый, просторный. Пыльный чуть-чуть после каникул, но это исправимо.

      Тайное