Непостоянные величины. Булат Ханов

Чистые окна и подоконник от директорского внимания ускользнули, зато пустующие стенды привлекли интерес.

      – Заполните их, Роман Павлович, – сказал директор. – Вывесьте устав школы, правила поведения в кабинете, нормы сдачи ЕГЭ и ОГЭ, советы сдающим. На стендах у доски лучше поместить термины разные и текущие правила. Согласны?

      Несмотря на то что его классам экзамены не грозили, Роман послушно обещал исполнить.

      Забегал Андрюха со встопорщенными волосами.

      – Я тебе ключ сделал. От философской комнаты.

      – От чего?

      – От туалета учительского, говорю. Он на втором этаже, в конце коридора. Видел, как ты на первый за водой гонял. Держи.

      Странный визит нанес Артур Станиславович. В белой рубашке с короткими рукавами и высоко натянутых брюках он напоминал пионера из старого букваря, только красного галстука не хватало. Информатик пустился без вводной части в воспоминания о норовистом вузовским преподавателе по педагогике, заставлявшем покупать пособия его авторства. Пренебрегших его научными трудами старый шантажист срезал на экзамене. Чего ради Артур Станиславович рассказал эту историю, он и сам едва ли знал.

      Загорелая учительница татарского в платье с цветочным узором попробовала заговорить на родном языке, чем смутила москвича. Заметив его изумленно распахнутые глаза, она на великом и могучем отрекомендовалась как классный руководитель 6 «А» и заверила, что окажет любую посильную помощь. Имя татарки моментально выпало из памяти.

      Заявился с визитом англичанин. Не Вадим, другой. Крупноносый, с квадратным лицом, в безупречном костюме и бордовой рубашке. Вид портили старомодные очки с толстыми стеклами. Бесцеремонно широкими шагами незваный гость преодолел расстояние от двери до последней парты, где Роман в очередной раз нажал на «стоп» в проигрывателе и щелкнул по вкладке с таблицей. Вошедший принес крепкий запах самцового парфюма.

      – Тук-тук.

      – Здравствуйте. Я новый учитель по русскому и литературе. Роман.

      Хмурость взгляда зашкаливала. Судя по всему, с любезностью гость не дружил.

      – Без отчества?

      – Романович. То есть Павлович.

      – Бесконечно рад, Романович Павлович. Максим Максимыч я. Инглиш лэнгветч, – с этими словами англичанин протянул увесистую грубую длань.

      – Вы серьезно? Насчет имени?

      – Хоть бы один филолог не уточнял. Вспомнил какое-то произведение?

      Сконфуженный Роман выдержал паузу. Глубоко вдохнул, чтобы не ляпнуть глупость, и сказал:

      – «Кому на Руси жить хорошо». В финале Лермонтов напрямую вопрошает: «Кому у нас лучше всех живется?» И сразу дает ответ: «Максиму Максимычу».

      В глазах англичанина мелькнула заинтересованность.

      – Да ну? Я-то гадаю, что это у меня жизнь все лучше и слаще. Вот оно чего. Классик предрек.

      Не оборачиваясь, Максим Максимыч неторопливо удалился. Он сознавал себя глыбиной, совершенно определенно.

      Искусство чесать языком

      В