Непостоянные величины. Булат Ханов

с подчеркнутой небрежностью, как сажей, лозунги наподобие «Губит людей не пиво, губит людей вода!». На плазменных экранах беззвучно транслировали Бундеслигу. Играла пресная музыка из горячей радиоротации.

      Пухлощекая официантка с собранными в пучок каштановыми волосами принесла меню, не успели Максим Максимыч и Роман разместиться.

      – Пиццу не бери, – предупредил Максим Максимыч. – Тонкая, жесткая, кусок отрезать невозможно. Будто резину клеем намазали.

      Роман, до того и не помышлявший о пицце, затосковал по «Маргарите», щедро политой оливковым маслом из зеленой бутылки. Кусочки помидоров, запеченные в сыре, тающем во рту. Вместо оливкового масла можно перцем посыпать или тимьяном. Сразу целую пиццу, нарезанную ровно-ровно на большом блюде.

      Максим Максимыч заказал «Цезарь» с креветками, сырный крем-суп и два бокала нефильтрованного пива. Роман, поколебавшись, остановился на драниках «по-новому» и светлом пиве. От нефильтрованного у него стабильно болела голова.

      – По слухам, здесь один нефтяник обедал и оставил чаевых на сто тысяч, – сказал англичанин. – Нескромно, верно? Официанточка на радостях всем газетам рассказала. Впрочем, это случилось еще до того, как доллар взбесился. Сейчас все прижимистее, нефтяники тоже.

      Роман вежливо кивнул. Англичанин расценил жест по-своему.

      – Наверное, для москвичей сто тысяч – так себе сумма. Кредит выплатить, коммуналка, продукты, проезд – и все. Поверь, и для меня не запредельная цифра. Школа плюс репетиторство – за три месяца столько же выходит. Я о том, что история с официанткой убеждает, что верить в шару небезосновательно. Это как сказка про Емелю или про Золушку, только с декорациями из рыночной экономики. Чушь, а все равно трогает.

      На Максима Максимыча напала словоохотливость, словно язык ему развязала сама мысль о пиве. Вместе с тем он не лез в душу московскому гостю, не выпытывал, с чего тот сорвался из столицы. Собеседник будто не интересовал англичанина.

      – Ты где живешь? – спросил он.

      – На Красной Позиции, – сказал Роман.

      – Совсем рядом со школой. Я-то на Даурской, это другой район. На той неделе выхожу я из подъезда – в шортах, в футболке, в сандалиях. В руке бутылка пустая, как граната. «Граф Ледофф». Утром прикончил. Мимо подъезда катит коляску Азимова из седьмого класса. Проморгался. Никогда ее в своих краях не видел. Важная, как молодая мамаша. Волосы хвостиком. Максим Максимыч, разве вы тут живете? А тебя каким ветром занесло в наши палестины? Я у тети в гостях, братишку двоюродного выгуливаю. Как у вас дела? И на бутылку косится.

      Лицо Романа расплылось в улыбке.

      – Самое абсурдное в том, что я к другу торопился. Он как раз из Абхазии вернулся. Само собой, с гостинцами. Ковыляю я после обеда домой. Восхитительный, как граф Ледофф. Основательно нагрузился. В левой руке – мандарины в пакете, в правой – чача холодная, из холодильника. А навстречу Азимова с тетушкой. Веснушчатая, как Джери Холлиуэлл, и кожа темная, точно тетку все лето в солярии насильно держали. Здрасте.