Мастер войны: Маэстро Карл. Мастер войны. Хозяйка Судьба. Макс Мах

бродит третью ночь.

      – Спасибо, солдат, – сказал Карл. – Прощай.

      Он обошел Августа и направился домой. Сердце больше никуда его не звало.

6

      Встав с солнцем, Карл постоял секунду, в нерешительности глядя на Дебору, но затем, решив дать ей еще поспать, тихо спустился на первый этаж, проверил, плотно ли закрыты ставни, и только после этого приступил к своим утренним упражнениям. Впрочем, уже через несколько минут легкий шум на втором этаже дал ему знать, что Дебора проснулась. Она спустилась уже одетая и причесанная, когда Карл заканчивал упражнения третьей ступени.

      – Доброе утро, – сказала она ему, проходя на кухню. При виде обнаженного Карла она больше не краснела.

      – Доброе утро, – сказал он через несколько мгновений, когда короткая пауза в связке позволила ему это сделать.

      – Я приготовлю завтрак? – спросила она.

      – Я буду готов через полчаса, – ответил он ей еще через минуту. – Поставь кипятиться воду. Большой чан.

      – Хорошо, Карл, – ответила она из кухни. – Через полчаса.

      Карл выполнил поворот, и в поле его зрения попал стол. На столе лежали давешние письма: одно на пергаменте, запечатанное знаком саламандры, и второе на бумаге, несущее печать скарабея. В обоих письмах содержался заказ на портрет. Портрет работы Карла Ругера из Линда желали иметь дочь Садовника Виктория и дочь Кузнеца Анна. Обе.

7

      Все утро прошло в рутине больших и малых дел, которые не могли быть отложены в связи с их обязательностью, но изнуряли Карла своей обременительностью, так как отдаляли тот момент, когда он смог бы предаться вожделенному наслаждению творением. Внутренняя потребность выплеснуть накопившееся напряжение в движении руки, вооруженной не сталью, а углем, становилась все сильней. Тем не менее, он прилежно натягивал холсты на подрамники, прибивая их к обратной стороне планок острыми обойными гвоздиками, а потом разводил клей, в то время как Дебора затупленной деревянной спицей проталкивала на обратную сторону холстов наиболее крупные узелки. Затем Карл проклеивал холсты, методично водя кистью вдоль поперечных и продольных нитей, и счищал лишний клей широким стальным шпателем, но сил бороться с собой оставалось все меньше.

      Нетерпение рождалось в груди и знобкими волнами прокатывалось по всему телу, заставляя дрожать до предела напряженные нервы. Карл чувствовал, что еще немного – и вся его великолепная выдержка рухнет, как рушатся крепостные башни, взорванные пороховым зарядом, заложенным минерами в глубоком подкопе. Терпеть эту жажду было не в его силах – он и так уже растянул ожидание сверх всякой меры, – и, отставив в сторону последний проклеенный холст, Карл взял наконец в руки лист бумаги.

      – Встань там, – попросил он Дебору, не отрывая взгляда от листа, и кивнул ей, не глядя, головой.

      Бумага была плотная и гладкая, и ему казалось, что сквозь сахарную белизну ее поверхности уже проступают контуры будущего рисунка. Оставалось только вытащить его из млечных глубин, наполнив цветом,