Русская сила графа Соколова. Валентин Лавров

история романтическая. Убитый, по фамилии Кугельский, имел амурную связь с Саррой, супругой Бродского. Убитого понять можно: Сарра очень хороша собой, нравов вовсе не ветхозаветных, – рассмеялся, – а самых передовых, эмансипированных. Бродский, когда прознал про измену, понятно, возмутился и на почве ревности его и того, отправил к праотцам.

      Соколов иронично покачал головой:

      – Ах, Отелло Харьковской губернии!

      – На почве ревности многие преступления совершаются. Тут прочитал в «Полицейском вестнике» замечательную статью, автор пишет о преступниках «по страсти». Повышенное половое влечение часто толкает на преступления. Помню, у нас в полку… – На мгновение задумался, махнул рукой. – Впрочем, к делу это не относится. О чем говорить? Бродский сам во всем признался. И яд у него нашли. И часы Кугельского. Подлец, одним словом!

      Соколов хитро прищурился:

      – Стало быть, и ты, Сергей Фролович, был на волоске от смерти?

      Сычев выпучил глаза:

      – То есть?

      – Ты ведь тоже пользуешься у Сарры успехом.

      Сычев на мгновение смутился, зачмокал губами, но решил последнюю реплику пропустить мимо ушей. Он лишь с самым глубокомысленным видом повторил:

      – История романтическая, да-с! Трудно в нее поверить, но двое свидетелей видели, как Бродский насыпал в пиво Кугельскому белый порошок, а сам после этого быстро ушел из трактира. Несчастный выпил пиво, вскоре начались резкие желудочные боли, изо рта пошла пена и – летальный исход.

      Соколов вопросительно поднял бровь:

      – Так как же Бродский мог похитить с мертвеца часы, если он ушел прежде, чем Кугельский умер?

      Сычев невозмутимо продолжал:

      – А может, он часы прежде взял – поносить, а отравил, чтобы не возвращать? Эх, Аполлинарий Николаевич, это такой народец ушлый, что его и не поймешь – пройдохи.

      – Скажи, Сергей Фролович, зачем богатому человеку рисковать ради какого-то пустяка – часов?

      Сычев помахал пальцем:

      – Нет, Аполлинарий Николаевич, не знаете вы этих прохиндеев. Они чем богаче, тем жаднее. И потом, как я заметил – чувство ревности толкает на самые мерзкие поступки, на кровавые.

      Соколов усмехнулся:

      – Говоришь, двое свидетелей? И фамилии свидетелей – Годлевский и Ярошинский? Так?

      Сычев не смутился, напористо ответил:

      – Они самые, а что?

      – Фигуры очень непристойные. Первый три раза сидел за воровство, второй отбыл семилетнюю каторгу за грабежи.

      – Ну и что? У них неприязненных отношений с Бродским не было, их показания заслуживают доверия. Сам Бродский куда отвратительнее их обоих.

      Соколов расхохотался:

      – Но деньги у него ты не брезговал брать! Не ошибаюсь?

      Сычев шумно задышал, раздул щеки:

      – Какие деньги? Чтобы я, кавалерийский подполковник, у какого-то торговца стал деньги брать? Никогда!

      – Неужто запамятовал? Две тысячи – это большие деньги. И расписочку давал.

      Сычев