И как ей это удается?. Эллисон Пирсон

что в ди-ви-ди-версии на одну мелодию больше. Там же, за столом, я чую еще одну надвигающуюся грозу, когда в очередной раз повторяю Эмили, чтобы не игралась с солонкой.

      – Эмили, дедушка просил тебя оставить солонку в покое.

      – Нет, – ровным тоном возражает Дональд. – Я приказал ей не трогать солонку. В этом и заключается разница между нашими поколениями, Кейт: мы приказывали, вы просите.

      Несколькими минутами позже, переворачивая на сковородке яичницу, я вдруг ощущаю присутствие за спиной Барбары. Свекровь не в силах скрыть изумления при виде содержимого сковородки:

      – Господи Иисусе! Дети любят, чтобы яйца были обжарены с двух сторон?

      – Да, я всегда так делаю.

      – Ну-ну.

      Барбара сдвинута на беспокойстве о меню моей семьи: если она не приходит в ужас от недостатка овощей в детском рационе, то изумляется моему упорному нежеланию ежедневно одолевать три трапезы из трех блюд. “Без еды не будет силы, Кэтрин”. Ну и, конечно, ни одна повестка съезда семейства Шетток не считается завершенной, если свекровь не припрет меня в темном углу с шипящим вопросом:

      – Ричард похудел, Кэтрин! Ты не считаешь, что Ричард ужасно худой?

      Слово “худой” в исполнении Барбары звучит жирно: массивно, тяжко, обвиняюще. Прикрыв глаза, я пытаюсь собрать воедино остатки терпения и понимания, которых у меня уже нет. Ведь именно эта женщина одарила моего мужа фигурой стержня от шариковой ручки, и она же тридцать шесть лет спустя смеет меня винить! Разве это честно? Бог ей судья, а я буду выше ее презрения к моим супружеским добродетелям, каковы бы они ни были.

      – Да, но Рич сам по себе худой, – возражаю здраво. – Когда мы познакомились, он был просто тощим, как раз это мне и понравилось.

      – Он всегда бы стройным, – признает очевидное Барбара, – но теперь от него просто ничего не осталось. Он еще только из машины вылезал, а Шерил уже сказала мне: “Вам не кажется, что Ричард отощал, Барбара?”

      Моя невестка Шерил, прежде чем выйти замуж за бухгалтера Питера, перекладывала бумажки в строительной компании в Галифаксе. С рождением первого из трех своих мальчишек в восемьдесят девятом году Шерил присоединилась к членам организации, которую моя подруга Дебра зовет мамфией – мощной, сплоченной клике неработающих мамаш. Обе они – и Шерил, и Барбара – обращаются с мужчинами как хозяйственный фермер с породистым скотом, требующим тщательного ухода. Ни одно Рождество у Шеттоков не обходится без брошенных вскользь вопросов Шерил, из какой заграницы я привезла свой кашемировый свитер, и хорошо ли, что Ричард купает детей совершенно один.

      Питер, в отличие от Ричарда, в хозяйстве практически бесполезен, но Шерил, как я убедилась за эти годы, только поощряет его никчемность. В жизни Шерил муж играет ценную роль: “это мой крест, мне его и нести”. Каждой мученице требуется свой Питер, которого со временем можно выдрессировать до кондиции, когда он перестанет узнавать собственные трусы.

      Все