Огненная земля. Аркадий Первенцев

голову на ладони и засыпал.

      Дневальный Курдюмов, или дядя Петро, как называли его в батальоне, так как он был единственным человеком старше сорока лет, стоял возле Букреева, осматривавшего пулеметы, и с неудовольствием следил за бормотанием Брызгалова. Брызгалов опять закричал. Курдюмов придвинулся к нему и слегка толкнул его прикладом винтовки.

      Брызгалов поднялся, протер глаза.

      – Тревога?

      – Спи, спи… тише, – зашипел Петро. – Командира побудишь. Сам знаешь, какой у него сон соловьиный.

      Брызгалов, так и не поняв, что от него требуют, повел тем же бессознательным взглядом по Букрееву и Цыбину и заснул.

      – Тут девушки, товарищ капитан, – сказал Цыбин, когда они остановились перед закрытой дверью.

      Букреев повернулся и своей молодцеватой походкой кавалериста молча вышел на улицу.

      – Вы можете идти отдыхать, – сказал он Цыбину.

      Цыбин ушел. Букреев, ожидая пока шофер и Манжула заведут остывший мотор «газика», смотрел, как дрожит искристый свет прожектора над острыми верхушками деревьев на той стороне, в Солнцедаре. Сюда, с тяжелобомбардировочных аэродромов, работавших всю ночь, доходили неумолчные шумы. Море плескалось о камни, где-то далеко подвывал шакал и слышался однообразный шум автоколонн, идущих через Михайловский перевал к Тамани, где собирались силы наступления.

      – Куда сейчас, товарищ капитан? – спросил Манжула.

      Мотор урчал на малых оборотах. Водитель пробовал передачи, рычали шестерни сцеплений.

      – Домой, Манжула, – сказал Букреев. – Сегодня и мы должны отдохнуть.

      …Цыбин постоял у окна, наблюдая, как светлый ус автомобильных фар последний раз скользнул по черепичной крыше невысокого домика и погас.

      – Беспокойный командир, – сказал Цыбину незаметно подошедший дядя Петро. – Что бы спать…

      – Каждому свои заботы, – ответил Цыбин и пошел через казарму первой роты к девушкам.

      Они были устроены в отдельной комнате. Все достали моряки – койки, одеяла, подушки, чтобы скрасить быт девушек. На окнах висели занавески, сшитые из марли. И у них стояла пирамида с оружием.

      Девушки спали, за исключением Тани и Нади Котляровой, сестры-хирургички, некрасивой плотной девушки с мужскими плечами и прямыми, коротко остриженными волосами, перехваченными дешевым гребнем.

      – Не спите еще? – сказал Цыбин.

      – Не спим, – ответила Надя.

      – Командир батальона обход делал. Хотел к вам зайти, не зашел.

      – Напрасно, – сказала Таня.

      Цыбин пристально посмотрел на нее и, ничего не сказав, обратился к Наде:

      – Письмо читаешь?

      – Письмо, товарищ старший лейтенант.

      – Плакала, что ли?

      – Может быть. – Надя натянула одеяло до подбородка.

      – Меньше к сердцу принимай, что из дому пишут. Помню, стояли мы на Шапсугском перевале… Вы, кажется, там тоже были, Таня?

      – Была.

      – Так