Огненная земля. Аркадий Первенцев

Букреев.

      – Кому надо, не спутает.

      …Таня шла рядом с командиром пулеметного взвода Горленко. Девушки гарнизона имели свой банный день, но как медицинская сестра она должна была, проводив роту, дежурить на санпосту.

      – Таня и Горленко служили вместе в 144-м батальоне у Острякова. Вместе сражались на перевале, – сказал Батраков.

      – Вот оно что! Не знал…

      – Такие подробности сразу и не узнаешь, – ответил Батраков, с восхищением вслушиваясь в грянувшую песню:

      Не остановит никакая сила

      Девятый вал десантного броска.

      Пусть бескозырку за борт ветром сбило,

      Земля родная, крымская, близка!

      – Слышите? Это, пожалуй, получше «Софии Павловны».

      – Новая песня?

      – Новая… Яровой сам роту подучил. Хороший он парень, этот Яровой.

      Матросы пели:

      Девятый вал дойдет до Митридата, —

      Пускай гора над Керчью высока.

      Полундра, фриц! Схарчит тебя граната!

      Земля родная, крымская, близка!

      Глава одиннадцатая

      Ночью Букреев обходил казармы батальона. Он шел уверенными шагами хозяина по выскобленным до желтизны полам коридоров и делал кое-какие замечания дежурному Цыбину. Манжула неслышно двигался за ними.

      Люди спали, разметавшись после жаркой бани, на соломенных матрацах, на нарах, сколоченных из толстых ветвей деревьев и теса. Букреев с удовлетворением видел, что теперь уже никто не спит на полу в одежде и обуви, под головами у людей подушки, а не коробки с пулеметными лентами или автоматные диски. Оружие, поблескивая сизой смазкой, стояло в пирамидах. Букреев находил, что Геленджик достаточно удален от фронта, чтобы искусственно не создавать здесь фронтовые условия и доматывать силы людей после тяжелых полевых занятий. Солдат должен уметь молниеносно изготовиться по тревоге, но его нельзя беспрерывно держать в напряжении.

      Моряки, в свое время приученные на кораблях к аккуратности, быстро возродили и на суше корабельные порядки. Но все же приказание Букреева о побелке стен встретили неодобрением: «Чего их белить? Все равно скоро уходить». Сейчас, видя выбеленные стены, застекленные рамы, чистые постели и полы, Букреев был доволен.

      Уставшие за день люди спали тревожным, но глубоким сном. Это были молодые люди, оторванные от семей, от личного счастья.

      Ежедневно в батальон приносили сотни конвертов, и, когда почтальон вытряхивал мешок с письмами, их быстро расхватывали сильные, подрагивающие от волнения руки. Люди вскрывали конверты и жадно читали письма, оставаясь наедине с теми, кто называл их в письмах Петями, Колечками, Ванечками… Им писали матери, отцы, жены, сестры, любимые девушки, оставленные там, за чертой фронта. Для них – они прежние: ласковые, нежные, застенчивые ребята; дети – для матерей, братишки – для сестер, сверстники – для девушек, учившихся вместе с ними в школах, маршировавших в пионерских лагерях, танцевавших на вечеринках.

      Бойцы разглаживали листки писем,