Огненная земля. Аркадий Первенцев

рублей в сравнении с теми ценами, о которых она пишет? Лучше всего выписать семью поближе к себе. Тут легче жить и обернуться. Но как? В настоящее время это неудобно, да и нехорошо сейчас заниматься личными делами».

      За тонкой перегородкой слышался голос Манжулы и стариков хозяев. Букреев невольно прислушался к разговору за стеной.

      – Разве можно так? – сокрушенно говорил старик. – Сколько он спит? Три часа в сутки.

      – Что потопаешь, то полопаешь, дедушка, – ответил ему Манжула.

      – Может, чайку подогреть? – вмешался робкий голос старушки.

      – Какой же чай, бабушка, раз достал я два кавуна и парного молока, – ответил Манжула.

      – Нельзя мешать молоко и арбуз, для желудка плохо.

      – До войны нельзя было, бабушка, а зараз все можно. Зараз все смешалось.

      Букреев постучал в стенку. Манжула появился в дверях.

      – Я вас слушаю, товарищ капитан.

      – Вы, товарищ Манжула… – Букреев подыскивал слова, – дали бы… покой хозяевам. Они же пока не у нас в батальоне.

      – Есть, товарищ капитан. Вы приказали…

      – Тише. – Букреев вздохнул. – Теперь ответьте мне: где у вас семья?

      – У меня нет семьи, товарищ капитан.

      – Нет?

      – Так точно, нет, товарищ капитан.

      – И не было?

      – Была, товарищ капитан.

      – Где же она сейчас, ваша семья?

      – Всю немцы уничтожили, товарищ капитан.

      Манжула стоял неподвижно, коричневый и скрученный из мускулов, действительно «корень», как назвал его когда-то Курасов.

      – Отдыхайте, Манжула, – после длинной паузы скатал Букреев. – Вы мне сегодня не понадобитесь.

      – Я приготовил ужин, товарищ капитан.

      – Оставьте его на завтрак…

      – Есть, товарищ капитан.

      За стеной после ухода Манжулы наступила полная тишина. Букрееву даже стало тягостно. Хоть бы кашлянул кто-нибудь или перекинулся словом. Его приказ был выполнен Манжулой с поразительной точностью. Надо было отвечать жене насчет всего: и когда наконец будет встреча, и об обуви детям, и еще о многом другом. Букреев взял чистый лист бумаги, карандаш и долго сидел, задумавшись, не зная, как приступить к щепетильному делу, как ответить на все три письма жены, чтобы она не обвинила его в черствости, в нежелании помочь хотя бы советом… Он знает, что ей не легко, но так же живут и другие…

      Подъехавшая к дому машина вывела его из задумчивости. Кто-то шел по саду. Кто бы это мог быть? Букреев раздвинул шторы на окне. На крыльце стоял человек. Стук. Так стучал Батраков. Впущенный Манжулой, замполит вошел в комнату и своим тихим голосом передал срочный вызов контр-адмирала.

      Пока Букреев натягивал влажные сапоги, Батраков рассказывал о том, что, вероятно, Звенягин уже поднял корабли по тревоге; по огонькам заметно движение.

      Букреев защелкнул пряжку пояса и поправил пистолет.

      – Очевидно, идем морем?

      – Стало быть, морем.

      – Неужели