«На Москву». Из истории белой борьбы. В. Х. Даватц

Но легкие кутежи нужны в офицерской среде. Вино сближает людей. Сближает не на время, a оставляет свой след. И этот след идет дальше, за пределы попойки; он помогает дружнее переносить страдания – и я уверен, поможет когда-нибудь и в бою. Отрицать это огульно – значит не понимать военного быта.

      Мы составляем одну семью, о которой Рябушинский пишет мне из Парижа: «Славная, несмотря на все, трижды славная и доблестная корпорация русского офицерства»…

* * *

      Приказ Кутепова о решении в течение трех дней вопроса, остаться в Галлиполи или уйти. Минуты страха что останется совсем немного. Три дня проходит: большинство остается, и становится как-то еще крепче и спокойнее. Экзамен выдержан.

      2 июня. Если этого не было, то это хорошо придумано.

      Полковнику Томассену устроили кошачий концерт. Кричали так сильно, что два чернокожих побросали винтовки и бежали с своего поста.

      Томассен решил, что это дело рук русских офицеров. Поехал жаловаться к Кутепову.

      – Это ужасно, – сказал Кутепов. – Их нужно проучить… Но, скажите, полковник, что же делали ваши часовые? Неужели они никого не застрелили?

      Томассен замялся.

      – Они видите ли… растерялись и… бежали…

      Кутепов возмутился.

      – Что вы говорите, mon colonel! Значит, вас так плохо охраняют? Если хотите, я дам вам двух юнкеров: вы будете тогда под надежной охраной…

      9 июня. Вчера была выпивка. Выпил на «ты» с Юрием Лопатто.

      Я всегда любил его, когда-то начальника моего первого орудия. Он – нежный юноша и храбрый офицер.

      – Я всегда любил тебя, Юра. Любил солдатом. Тебя солдаты любят и за тобой пойдут…

      Кругом шумели, смеялись, по-мальчишески дурачились…

      Я очнулся только ночью, на чужой постели. Горела лампа, и Яша читал какую-то книгу. Я не мог сообразить, где я нахожусь.

      – Что-то болит голова… Я, кажется, ранен… – сказал я.

      – Ну еще бы… Разве ты не помнишь, какой был бой?.. – сказал Очеретный серьезным голосом.

      Я сразу поверил ему. Голова болела и трудно было даже двинуть рукой. Я совсем уверовал, что я ранен.

      И спускалось на душу радостное и светлое чувство.

      – Неужели удалось пролить свою кровь за тебя, моя любимая, дорогая Россия?..

      Я что-то пробовал сказать, но не мог.

      – Спи, – сказал Яша, отходя от койки.

      Глаза закрывались от усталости. «Значит – ранен, – проносилось в мозгу. – Разве это не счастье – умереть за наше дело? Разве это не счастье, особенно для офицера?»

      21 июня. Получена информация. Сербия не только категорически заявила, что армию она не принимает, но и для приема гражданских беженцев откроет двери страны не ранее, чем будет дано обеспечение на наше содержание в течение двух лет. Для координирования действий разрозненных общественных групп в Париже состоялось совещание Земско-Городского Комитета, совещания послов и представителей нашего командования. После обсуждения вопроса было единогласно решено, что единственная