«На Москву». Из истории белой борьбы. В. Х. Даватц

какие-нибудь генералы играют в солдатики, чтобы сохранить выпадающую из рук власть?..

      – Ты говоришь это о Врангеле?

      – Нет, – сказал он смущенно.

      – Я ни минуты не сомневаюсь в Главкоме, – отвечал я. – Для меня это символ нашего единения. Я отношусь к нему так же как… к царю, – сказал я неожиданно для самого себя.

      – Тогда это другое дело, – произнес Борис.

      И мы стали говорить об архитектурных стилях, о развалинах Галлиполи, о старых мечетях, о кусках мрамора, вкрапленных в полуразрушенные стены…

* * *

      Бесконечные слухи. Переход от надежды к отчаянию и от отчаяния к надежде. Постепенно, день за днем прорываются наружу какие-то новые ощущения и все больше и больше людей находят в себе силы противопоставить что-то бодрое прежнему настроению упадка и разложения. Говорят о параде, которым думает Кутепов удивить иностранцев. И вместо прежней иронии к «игре в солдатики» проявляется к предстоящему параду живой и неподдельный интерес.

      26 января 1921 года. Вчера, в день Святой Татьяны, был парад.

      К этому параду готовились давно. Предполагалось устроить его на Крещенье. Но открылись хляби небесные, распустилась галлиполийская глина и ни о каком параде нельзя было и думать. Пришлось подождать.

      Для всех было ясно, что прежде всего должна была быть политическая демонстрация. Надо было показать, что мы – армия. И все – от командира Корпуса до последнего солдата прониклись сознанием важности этой демонстрации.

      Я не был назначен на парад и пошел посмотреть на него в качестве зрителя. Войска еще только собирались. Еще стояли «вольно», но уже было видно с одного взгляда на эти войска, что парад пройдет блестяще. Выделялись знамена, то старые, еще императорских времен, то новые, с георгиевскими и николаевскими лентами.

      – Смирно, на караул!

      При звуках оркестра проследовали знамена в палатку, где совершалось богослужение. Вот оно кончилось.

      Вынесли из палатки греческий митрополичий крест. Несколько икон. Что-то еще, относящееся к священной утвари. Яркие ризы, белые, зеленые, красные. И один, в полном торжественном облачении, греческий митрополит Константин.

      Я узнал его лицо, с добрыми, умными и проникающими в душу глазами. Сияя блестящими вышивками своего облачения, с обсыпанной каменьями митрой, он благословлял небольшим хрустальным крестом. Его красную мантию поддерживало духовенство, и темным пятном выделялся митрополичий дьякон, в черном монашеском облачении.

      За духовенством несли знамена, a вслед за ними шел генерал Кутепов, в сопровождении французских офицеров, греческого губернатора, двух каких-то турок – одного в красной феске, другого в белой чалме.

      Заиграли «Коль славен». Взяли под козырек.

      Торжественно-медленно шли знамена. Грудь сжималась от радостного волнения. С замиранием сердца ждали парада.

      Вот Командир Корпуса уже обошел фронт и поздоровался с частями. В сопровождении свиты, окруженный почетными гостями, он стоит у пригорка. Раздалась команда – к церемониальному