Плоть и кровь. Майкл Каннингем

добавила тарелку Джоуи к стопке остальных, которую держала в руках, обвела быстрым взглядом руины ужина. Еда была вполне приличная, только спаржа оказалась какой-то деревянной. И не стоило ей покупать эти желтые салфетки – в магазине они выглядели яркими, красивыми, а на столе обрели почему-то обличие тусклое, больничное. Легкие Мэри напряглись, она зевнула.

      – Устала? – спросила ее мать. – Ты ведь столько сил потратила на этот ужин, верно?

      – Нет, – раздраженно ответила Мэри. Лицо ее вспыхнуло, как если бы она попалась на какой-то самовлюбленной нескромности. – Нет, ни капельки не устала. Просто – ну, праздник же. Сама знаешь.

      – Знаю, – ответила мать.

      Отец Мэри сидел рядом с матерью, сохраняя совершенное, словно бы глубоководное безмолвие. София, жена Эдди, встала, чтобы помочь Мэри убрать со стола. Она взяла тарелку Константина, и тот улыбнулся ей с ледяной сердечностью иноземного принца. Весь ужин он вел себя осмотрительно, общительно, иногда заливаясь смехом еще до конца рассказываемого кем-нибудь анекдота. К приходу гостей Константин надел темно-синий блейзер и галстук в полоску, подаренный ему Мэри на день рождения.

      – Все получилось замечательно, милая, – сказал он. – Лучше не бывает.

      Мэри улыбнулась и, попытавшись набрать полную грудь воздуха, ответила:

      – Спасибо, радость моя.

      В гостиной Билли и Сьюзен играли с сыновьями Джоуи и Элеонор.

      – …ну так и давай его сюда, – услышала Мэри чей-то голос. Чака, старшего. Думая о мелких ошибках, совершенных ею во время ужина, она ожидала ответа Билли.

      – Нет, – послышался голос Сьюзен. – Не давай ему ничего. Он все сожрет.

      – Ребятки! – окликнула их Мэри. – У вас там все хорошо?

      Молчание.

      – Билли! – позвала она. – Ты меня слышишь?

      Билли тут же появился в двери, лицо у него было красное.

      – Чакки хочет забрать моего пасхального цыпленка, – пожаловался он.

      Мэри оглянулась на Элеонор. Та крикнула:

      – Что ты там делаешь, Чак?

      – Ничего, – брюзгливо отозвался Чак. – Играю.

      Билли, глядя в пол с таким напряжением, точно ему вдруг удалось обнаружить некую вышитую на ковре таинственную надпись, сказал:

      – Он мою овечку в рот засунул.

      – Ну, ты же можешь поделиться с двоюродным братом, правда? – произнесла Мэри.

      – Чак, – снова крикнула Элеонор. – Ты хорошо себя ведешь?

      – Да, ма, – ответил Чак.

      Билли оторвал взгляд от ковра и посмотрел на мать с выражением, в котором мешались надежда и страх. Он был в желтой курточке, которую Мэри приберегала к праздникам, и в пестром галстуке-бабочке.

      – Пойдем, лапушка, – сказала она – громче, чем хотела. – Поможешь мне со сладким.

      Билли засеменил к ней.

      – Чак его съесть хотел, – сообщил он.

      – Ладно-ладно, надо делиться с другими, – сказала Мэри. – Пойдем, достанем вместе мороженое.

      И она коснулась его волос. От них исходило легкое электрическое