Самая шикарная свадьба. Анна Богданова

угрожающе прикрикнула Любочка. – Прекратите!

      – Что, я так сильно изменилась с тех пор? У меня тут даже прическа такая же, как сейчас! Посмотрите! Ну, если вам не нравится, возьмите другую, там я значительно старше.

      «Лучший человек нашего времени» снова захохотал.

      – А это вообще порнография! Меня убьют, если я помещу этот снимок на обложку.

      – Если я в постели – это уже порнография?

      – Да ты посмотри! Откровенная ночная рубашка съехала, одно плечо совсем голое, волосы распущены… Вывод напрашивается сам собой.

      – Ты просто завидуешь!

      – Чему?

      – Моей красоте!

      – Слушай, Люб, возьми ты этот снимок. Сделаете на компьютере другой фон, подправите чуть-чуть – и будет прекрасная фотография для обложки, – сказал «Лучший человек нашего времени» и посмотрел на меня так, будто я была аппетитным пирожным и он вот-вот собирался меня проглотить.

      – Ну, а с этим что делать? – пропищала Любочка. – Это ж надо было такую чушь написать: «Я пишу романы, потому что больше ничего не умею, а кушать-то всем хочется!»

      Алексей снова засмеялся.

      – Ну вас! – обиделась я. – Ничего вы не понимаете!

      – Да что тут понимать-то?! Все это никуда не годится!

      – Я привыкла быть честной по отношению к читателям и не собираюсь придумывать всякую чепуху о музах и вдохновении.

      – Правильно, Марусь, извините, Марья Лексевна. И потом, краткость – сестра таланта.

      – Вы оба ненормальные! – прокричала Любочка и вдруг бухнула ни с того ни с сего: – Может, помиритесь, а? Нет, Мань, ну а чего ты на меня так смотришь? Ты мне приносишь какие-то дурацкие фотографии, Кронский вообще переключился с детективов на любовные романы!

      – Правда? – поразилась я.

      – Правда, правда! Зачем мне тебя обманывать? Это он попросил вытащить тебя сегодня в полдень. Все канючил: «Устрой нам встречу, устрой нам встречу!» Что, скажете, не так было, а, Алексей Палыч?

      – Вы, Люба, Иуда! – будто сделав для себя вывод, проговорил «Лучший человек нашего времени».

      – Какая наглость!

      – Марусь, а что тут наглого? Я ведь никогда не писал любовных романов, думал, ты мне поможешь. Я и дискету тебе с первой главой привез, чтобы ты почитала.

      – Ой, ну ладно, идите, сами разбирайтесь! Мне работать надо, – сказала Любочка, а Кронский схватил меня за локоть.

      – Пусти меня! – прошипела я.

      – Я тебя держу, а то снова грохнешься.

      – Не грохнусь!

      – Марусь, ну не будь такой жестокой! – говорил он мне в лифте. – Вернись ко мне.

      – Кронский, оставь меня в покое, я замуж собралась, – выпалила я, а когда посмотрела на него, вдруг почувствовала то же, что чувствовала год тому назад, когда впервые увидела его в коридоре редакции – высокого, стройного, с зачесанными назад вьющимися светло-русыми волосами, соболиными, почти черными бровями и носом, чуть похожим на клюв хищной птицы. От него и теперь слабо веет его любимой туалетной водой…

      Он сказал мне тогда: «У-у, какие музы сюда заглядывают!»