Зуб за зуб. Михаил Барановский

стола спрыгивает огромный кот.

      – Понимаешь, ремонт – это выражение твоего эго, – говорит Марьяна. – Я тебе могу как дизайнер сделать черт-те что. (Кто бы сомневался!) Но это будет мой ремонт. Ты сам должен понять, какой ты хочешь цвет стен, какой потолок…

      – Марьяна, я только что сделал ремонт у себя на работе. Я через это прошел и не хочу вступать в одно и то же дерьмо дважды. Не надо никаких изысков, лепнины, атлантов и кариатид. Ничего этого не надо. Надо сделать необходимый минимум.

      – То, что ты сделал в этом своем застенке, – это не ремонт, – жалуется Настя. – Он просто все выкрасил в белый цвет. Для больницы это, может, и нормально, но для квартиры вы меня извините.

      – Я же не говорю, что все надо выкрасить в белый цвет, – оправдывался Максим. – Можно в зеленый или желтый.

      – Желтый цвет хороший, – говорит Марьяна, доставая из шкафа фужеры и попутно рассыпая по полу пакетики с какими-то специями.

      – Ты не хочешь снять шляпу? – интересуется Максим.

      – Нет. Я только что ее купила.

      – Говорят, желтый цвет к разлуке, – вворачивает Настя.

      – Цвет не бывает к разлуке. Разлука бесцветна, – заявляет Марьяна. – Макс, ты теперь богатенький Буратино. Закажи мне проект, и у тебя голова болеть не будет. Мне главное знать, чего вы хотите, и я беру огонь на себя. Не сиди, как в гостях, открывай свое вино.

      – Ты знаешь, чего ты хочешь? – спрашивает Максим жену, ввинчивая штопор в пробку.

      Настя пожимает плечами.

      – Я так и знал. – Максим разливает по фужерам вино.

      – Ну, давайте за ваш будущий ремонт.

      – За то, что еще не свершилось, не пьют, – говорит Настя.

      – Да? – удивляется Марьяна. – Ну, тогда за ваш переезд в новую квартиру.

      Все чокаются.

      – Не чокайтесь, – предостерегает Марьяна. – Мужу и жене нельзя.

      – Почему?

      – Денег не будет. Примета такая.

      – Все приметы сводятся к двум вещам, – итожит Максим, – к смерти или отсутствию денег.

      – А я с пятью своими бывшими мужьями никогда не чокалась и не чокаюсь, со стола рукой крошки не сметаю, в квартире не свистю… не свищу, что там еще… А денег как не было, так и нет.

      – Зато жива еще, – замечает Максим. – Будем здоровы!

* * *

      В коридоре новоселов все спотыкаются о картонные коробки и мраморную доску с неразборчивой надписью и профилем какого-то человека.

      – Это кто? – интересуется Марьяна.

      На этот раз она без шляпы, зато с новой прической. Во времена юности Максима такие прически назывались что-то типа «Я упала с сеновала – тормозила головой» или «Взрыв на макаронной фабрике».

      – Это мамин любимый писатель Тырдышный, – объясняет Настя. – Мама проработала в его музее-квартире всю жизнь. А потом музей закрыли, и родственники продали квартиру. Шикарную квартиру, какой-то фирме, под офис… Мы прямо не знаем, что теперь со всем этим делать. Мама хранила у себя все вещи Тырдышного и вот перевезла