Киммерийская крепость. Вадим Давыдов

отодвигаясь к спинке своего кресла, проворчала Завадская.

      – Ну да, Анна Ивановна. Ну да. Сгораю в пламени любопытства.

      – Ну, хорошо, – Завадская длинно вздохнула и покосилась на Гурьева. – Сама не знаю, чем вы так на меня действуете?!

      Ох, я знаю, подумал Гурьев.

      – А драматургия, как вы изволили это назвать, следующая. Даша пользуется со стороны юношей повышенным вниманием. Пока им не приходится столкнуться с её… э-э-э… темпераментом и требованиями. Результатом является почти всегда уязвлённое самолюбие, а утешаются многие весьма одинаково, то есть похвальбой о мнимых подвигах.

      – Всегда мнимых?

      – Всегда, – отрезала Завадская. – Всегда. А некоторые коллеги… Э-э-э…

      – Склонны вашу точку зрения «э-э-э», – Гурьев покрутил пальцами в воздухе и улыбнулся. – Огласите, пожалуйста, весь список.

      – Вам весело?!

      – Неописуемо, – кивнул он.

      – Почему?!

      – Давненько не занимался такими смешными проблемами. Всё время руки в крови по локоть, знаете ли. С удовольствием примусь за это дело, засучив рукава и подоткнув обшлага чеховской шинели.

      – Яков Кириллович, – Завадская покачала головой. – Вы всегда такой?

      – Стараюсь.

      – Сколько вам лет?!

      – А в бумагах разве не указано?

      – Просто поверить невозможно. Сто лет дала бы вам запросто. Я вас ощущаю как своего ровесника, а не…

      – Ну, вам я бы даже шестидесяти не дал, – чарующе улыбнулся Гурьев. – Так что сто лет – это гипербола, вероятно. Я просто мимикрирую замечательно. Итак, мы собирались перейти на личности.

      – Танеч… Татьяна Савельевна Широкова, обществовед. Ну, у неё с Дашей чисто женское соперничество за умы и сердца старшеклассников, так что… Она молодая и очень интересная женщина, – Завадская снова опасливо покосилась на Гурьева. – Замужем, муж её – второй секретарь горкома комсомола. Детей нет, ну, и отношения там… Сложные, одним словом. А вот Трофим Лукич… С ним не так-то уж…

      – Тоже молодой и интересный? – Гурьев продемонстрировал одну из своих улыбочек.

      – Если бы, – на лбу Завадской прорезалось сразу несколько морщинок.

      – С этого места поподробнее, пожалуйста, – прищурился Гурьев.

      – Трофим Лукич – секретарь школьной партийной ячейки. Преподаёт мало. Географию. Дети его… Не любят.

      – Да и вы не очень.

      – Яков Кириллыч, помилосердствуйте!

      – Всё, всё, не буду. Неужто существует какое-нибудь постановление Политбюро в связи с поведением Чердынцевой? Не припоминаю, извините.

      – Вы просто несносны.

      – Этим и интересен, – продолжая сидеть, Гурьев умудрился шутовски поклониться.

      – Ну, конечно. Enfant terrible [28]. Как я сразу-то… Замечательное амплуа. Особенно на слабый пол действует!

      – Вы удивительно, неподражаемо проницательны, Анна Ивановна, – притворно пригорюнился Гурьев. – Но вы же понимаете, это лишь

28

Ужасный ребёнок (франц.)