Киммерийская крепость. Вадим Давыдов

его хорошо знаете?

      – Я всех в этом городе знаю, – вздохнула Завадская.

      – Он уже адмиралом должен быть.

      – Чердынцев?! Адмиралом?! Ни за что. Умрёт капитаном эсминца. Если не спишут на берег.

      – Пьёт? – нахмурился Гурьев.

      – Ну, не больше прочих. Не в этом дело. Начальство – ни в грош не ставит.

      – Но матросы у него – как у Христа за пазухой, – улыбнулся Гурьев.

      – Вам, конечно, хорошо знаком подобный тип.

      – Я сам такой.

      – Я обратила внимание.

      – А про Анну? Что-нибудь, поподробнее?

      – Не могу, к сожалению, – Завадская вздохнула и бросила рассеянный взгляд на кошку, по-прежнему с царственным видом восседавшую на подоконнике. – Об Анне я действительно ничего не знаю. Михаил появился здесь с нею вместе в двадцать втором, и кто она, и откуда – я не знаю. Я думаю, как это ни ужасно, что… Вы понимаете?

      – Понимаю, – подтвердил Гурьев, чувствуя, как стекленеет его улыбка. И что он, чёрт подери, ничего не может с этим поделать.

      Спокойно, спокойно, сказал он себе. Спокойно. Ещё ничего не ясно. Мало ли бывает совпадений? Случайностей? Просто похожих людей, наконец? Бутафорим дальше. Завадская ничего не заметила. Не могла заметить, не тот уровень подготовки, как уже было отмечено. Он поудобнее уселся на стуле, потрогал подстаканник за витую серебряную ручку, чуть шевельнул бровями, улыбнулся естественнее:

      – Да. Так что же Даша?

      – Что Даша? Даша пишет стихи, поёт, как сивилла, танцует, рисует… Проще сказать, чего она не умеет, чем перечислить её таланты.

      – И чего же она не умеет?

      – Подчиняться. Максимализм и бескомпромиссность на таком уровне, – только попробуйте не соответствовать! Уничтожит презрением. Ужас, а не девочка.

      – Это не ужас, Анна Ивановна, – Гурьев улыбнулся отчаянно. – Это просто прелесть, что такое.

      – Не вздумайте, голубчик. Даже не смейте думать об этом, – Завадская выпрямилась на стуле. – Иначе…

      – Не волнуйтесь, Анна Ивановна. Всё будет в цвет.

      – Что? Как?

      – Это такой московский жаргон, – пояснил Гурьев. – Означает, что я полностью осознаю всю серьёзность ситуации. Не переживайте понапрасну.

      – Понапрасну не стану. А вы не подайте повода.

      – Нет. Не подам.

      – Да-да, разумеется. Холостой столичный красавец с байронической грустью в глазах. Так я вам и поверила. И откуда вы только свалились на мою голову?!

      – С неба, Анна Ивановна. С неба. А если я сказал, это значит – я сказал. Мы уже выяснили отношения.

      – У вас есть кто-то? В Москве? – быстро спросила Завадская. – Она приедет?

      – Трудный вопрос, – восково улыбнулся Гурьев. – Надежда – верная сестра, как говаривал наш классик Александр Сергеевич.

      – Ну, хорошо, хорошо, голубчик, я не буду лезть, вы уж простите. Я просто беспокоюсь!

      А я-то как беспокоюсь, подумал Гурьев.

      – Слово, Анна Ивановна.

      – Хотя бы до следующего лета. Пожалуйста.

      – Да что это вы, в самом-то деле, – Гурьев