Правдивый ложью. Валерий Елманов

с тяжелым, монументальным возвышением из дикого камня, которое привычно для глаз столичного жителя двадцать первого века.

      Ныне же оно – обычная беседка, сложенная из красного кирпича, с аккуратным деревянным навесом на столбиках, богато украшенных причудливой резьбой.

      Какое уж тут Лобное – название, которое в моем мозгу прочно ассоциировалось с казнями. Для этой милой беседки и впрямь больше подходило – Царево.

      Впрочем, и казни тоже лишь грядут в перспективе, поскольку пока что преступников отводили на Болото, а оно хоть и недалеко от Кремля, но расположено совсем в другом направлении, аж в Замоскворечье.

      Именно потому я и сам узнал, что Лобное и есть Царево, совсем недавно, да и то случайно, а до того думал, что это два разных места.

      – А когда?! – выкрикнул кто-то из толпы.

      – Поначалу надлежит отслужить обедню, а уж потом, получив отпущение грехов, все оглашать, – витиевато заметил я, норовя выгадать побольше времени. – Да и Федор Борисович, сами зрите, еле на ногах стоит. Пусть хоть чуть-чуть в себя придет, а там и выйдет к народу. Пока же, люд православный, ступайте каждый оповестить своих знакомцев да соседей по улице, чтоб после обедни все собрались на Пожаре…

      – А пошто теперь не зачесть?! – раздался нетерпеливый выкрик из толпы.

      – А потому, что слово государя по десять раз трепать негоже, – парировал я и поторопил: – Солнышко уже эвон где, а потому поспеши, народ, дабы все собрались.

      – Дак а пошто бояре поутру на подворье явились? – не унимался любопытный.

      – Хотели вас с государем рассорить. Мыслили тайно убить безвинных, а людям поведать, будто так Дмитрий Иоаннович повелел. Пущай народ решит, что государь жестокосердный и ждать от него благ и легот всяких не след. Потому поначалу мы отслужим благодарственный молебен по случаю избавления Федора Борисовича от лютой смерти, а уж потом…

      – У-у-у! – угрожающе пронеслось по толпе.

      – А кто… – начал было еще один, но я перебил:

      – Всех злоумышленников тоже выведем к Цареву месту, так что там всех увидите, и, яко порешите их казнить[8], так и учиним – авось от него до Болота недалече.

      – А чего ждать-то?!

      – Тут же порешить!

      – Немедля!

      Выкрики радовали. Народ настроен зло и решительно, но, увы, – слишком мало людей, негде разгуляться, так что придется отложить.

      Для надежности.

      Да и дело у меня к будущим покойникам. Пока они живые, надо бы с них кое-что содрать.

      – Тут негоже, – ответил я. – Вас эвон сколько, а судить всем миром надо. Так что на Пожаре все разом и решим.

      – А ты сам откель будешь? – выскочил еще один. – А то нам невдомек.

      Нет, ну достали вы меня, ребятки. Все расскажи, покажи и дай на зуб попробовать. Рявкнуть бы на них сейчас что-то вроде:

      Кто хотит на Колыму –

      Выходи по одному!

      Там у вас

8

В то время на Руси любое наказание называлось казнью, но умерщвление преступников обычно происходило на Болоте (ныне Болотная площадь).