Девятый час. Элис Макдермот

поднять руку к сердцу, не успела решить, заслонить собой дитя или показать девочку ему – возможно, в утешение, – как у входной двери послышалось ворчание чем-то недовольной сестры Люси и негромкие терпеливые ответы сестры Юджинии. Последовал еще один глухой удар – вероятно, сестра Люси задела мыском ботинка порог. Дверь открылась, впуская в безупречную прихожую голубовато-серый предвечерний свет и шум дождя. Монахини вошли, засуетились, стряхивая зонты и накидки, не переставая препираться. Встав, сестра Жанна сделала к ним несколько нетвердых шагов, одной рукой указывая на спящего ребенка, а другую поднеся к губам. Она заметила, что пальцы у нее дрожат.

      Жест вызвал краткую паузу в неведомом споре монахинь, и сестра Юджиния воспользовалась ей, чтобы выхватить из рук сестры Люси черный саквояж. Качая головой, она ушла куда-то по коридору, бормоча имя доктора Хэннигана. Сестра Люси спрятала освободившуюся руку под влажную накидку и, вскинув бровь, посмотрела на сестру Жанну – все в монастыре знали это выражение, которое говорило: я умнее всех вас. Я лучшей породы. Оно говорило: вы, женщины, и есть мое чистилище. Оно говорило: я все стерплю, но не ради вас.

      Все в монастыре знали, что сестра Люси предпочла бы созерцательную жизнь в затворничестве. Предпочла бы общение с одним только Богом.

      Сестра Люси перевела нетерпеливый взгляд на ребенка на диване на сестру Жанну.

      – Ее мать пошла домой? – строго спросила она.

      – Не домой, – ответила сестра Жанна. – Просто по магазинам. Глотнуть свежего воздуха.

      Сестра Люси не подала виду, что вспомнила, как сама это говорила. Ее глаза, что было для нее обычно, метались вместе с ее мыслями.

      – Она слишком много времени здесь проводит, – внезапно произнесла она.

      – Энни? – уточнила сестра Жанна.

      Сестра Люси встряхнула головой так, что затряслись обвислые щеки.

      – Нет, конечно, нет. Я имею в виду ребенка. – Ее взгляд снова куда-то скользнул. – Монастырское дитя – не то же самое, что монастырская кошка. Девочка – не домашнее животное. – Она устремила взгляд на сестру Жанну. – Ей нужен настоящий дом.

      Сестра Жанна дрожала, еще не отойдя от увиденного. От того, что себе навоображала. От того, что вызвала. В горле у нее засела горечь – не столько страха, сколько от безнадежности, поражения.

      Она знала, что в глубине души остается язычницей: сплошь суеверия и фантазии. В этом грехе она чаще всего сознавалась на исповеди. Но сейчас ее ужаснуло не воображение, а вера. Именно логика веры подсказывала ей: она видела перед собой душу, которой отказано в упокоении.

      Виновато и испуганно она коснулась накидки сестры Люси, точно столь серьезная и здравомыслящая, столь полная пренебрежения ко всему мирскому монахиня наставит ее на путь истинный.

      – И ее матери нужен настоящий дом, – продолжала сестра Люси. – Настоящий муж.

      – Я помолюсь об этом, – слабо откликнулась сестра Жанна.

      Сестра Люси фыркнула, и в ее желтоватых