Тайна, приносящая смерть. Галина Романова

отца вспоминали. Они прожили вместе тридцать лет, прожили душа в душу, хотя отец иногда и называл мать в шутку гренадером в юбке, а себя несчастным подкаблучником. Говорить-то говорил, а вот от Настюшки своей никуда. И умирал когда, только о том и печалился, как же она без него жить станет.

      «В природе у него не бывает, ишь, – зло зафыркала мать, но не злилась – нет, так просто фыркала, чтобы слезы свои скрыть. Проявление собственной слабости для нее было очень болезненным. – На вот, тарелки на стол неси, умник. В природе у него не бывает... В природе, может, и не бывает, а меж нас, может, все и срастется. Только ты уж тоже не подкачай...»

      Он и не подкачал. Так и продолжал любить свою Леночку, с той же силой и страстью, как с первого дня. И баловал, и позволял вить из себя веревки, и капризы сносил. И все славно у них складывалось, и ни о каких могилах или долговых ямах речи не было и быть не могло. Да и мать сама спустя какое-то время к Леночке привязалась, дочкой только и называла. И все внуков клянчила...

      – Данечка... Данечка, милый, проснись, тебе звонят! – Горячие губы жены дотронулись до щеки. – С работы звонят, милый.

      С работы? Почему с работы? Сегодня же...

      Точно воскресенье! Он сегодня не дежурил, только вчера сменился. На работу только завтра. Чего звонят? Не иначе ЧП какое-нибудь, чтоб его! Ну не дадут человеку отдохнуть и семейным покоем насладиться. Они сегодня с Ленкой мечтали дома побыть, поваляться подольше в кровати, потом вечером сходить в кино, можно было и до матери дойти. Она недалеко от них жила, зазывала давно, а им все недосуг.

      Можно, можно было бы и к матери зайти, и к друзьям, те тоже отчаялись заполучить их в гости. Да где же тут! Работа, будь она неладна!

      Данила вздохнул, настырно не желая открывать глаза.

      Работа была ни при чем. Работу свою он уважал. Сильным она его делала, значимым, полезным. Что бы там ни говорили теперь, думать по-другому он не станет. Работу свою он уважал. И всегда думал, что если не он, то кто же. И раздражался сейчас не на работу, нет. Это он по неосторожности так спросонья. Раздражался на уродов, что жизнь людям ломают. И тем, которым несчастье принесли в дом, и тем, которых от дома отлучают.

      Его сегодня очередь.

      – Данечка, ты не спишь, – шепнула в самое ухо Леночка и тихонько рассмеялась. – Ах ты, хитрец-удалец. А его бужу, бужу, а он притворяется. Иди, звонят тебе.

      – Сказала бы, что меня нет дома. – Данила поймал жену за пижамные штаны, притянул к себе, зарылся носом в ее светлые волосы. – Чего ты как маленькая? Теперь не поваляемся, в кино не сходим, в гости тоже.

      – Врать не могу и тебе не советую, – строго прервала его нытье Леночка. – Да и сам потом мучился бы весь день, что там да как. В гости вполне успеть можем, если ты соберешься быстренько.

      – Опять ты одна в выходной день, милая.

      Ему жалко было жену, без дураков, серьезно жалко. Редкий праздничный день, редкий выходной обходился без экстренных вызовов на работу. И ей приходилось сидеть и ждать его, волноваться и ждать. С ума сходить от тревоги, когда телефон его не отвечал, и снова ждать.

      –