Тайна, приносящая смерть. Галина Романова

и разговаривала. Но в груди заныло, запекло.

      Ну почему она с ней так? Почему?! Она что, должна в свои тридцать семь лет похоронить себя заживо в своем коровнике? Месить до конца дней своих резиновыми сапогами грязь осенью и весной, зимой сопли морозить, пробираясь сквозь сугробы на работу. Этого она хочет для матери?

      – Я говорила тебе, давай уедем в город, – напомнила дочь, выслушав от матери ее жалобы. – Бабушка когда еще звала. И сейчас не поздно. Квартиру она мне подписала. Она ждет.

      – Кто ждет? – уставилась на нее потемневшими глазами Маша.

      Она вдруг с раздражением поняла, что все ее уговоры тщетны. Дочь никогда не примет ее влюбленности. Никогда не порадуется за нее. Может, завидует? Может, она сама влюбилась в этого человека, а матери нервы мотает? А что?! Почему нет?! Сердце ее, Сашки, свободно, и уже давно свободно. Кто-то позванивает ей, но, кажется, это все несерьезно. Возраст как раз тот самый для любви. Новый знакомый пару раз заходил когда, очень вежливо и интересно говорил с ней, они даже улыбались друг другу.

      Может, вот она, причина-то?!

      – Кто ждет нас, Саша?

      – Не кто, а что, – поправила терпеливо дочка. – Квартира в центре города нас ждет, ма. Хорошая, просторная квартира.

      – Рухлядь! Была я в той квартире! – вспылила Маша.

      Всякое напоминание о царском жесте бывшей свекрови всегда выводило ее из себя, всегда заставляло не забывать, что был, был у нее когда-то в мужьях ее сын. Помер потом бесславно, правда. Но мать-то его одинокая осталась. И звала их к себе, настойчиво звала.

      Маша гордо отказалась.

      Свекровь привечала Сашу, забирала на каникулы к себе. Пыталась даже в городскую школу пристроить. Маша воспротивилась. Потом свекровь тяжело заболела, за ней требовался уход. Маша не поехала. Саше тоже не позволила. И та тайком, как могла, сбегала время от времени проведать бабушку.

      Ухаживали до самой ее смерти за пожилой женщиной чужие люди.

      А квартиру она – вишь, какая благородная – все равно оставила Саше. Этим потом не раз кололи глаза соседки. Этим не раз укоряла сама себя и Маша, но время вспять не повернуть. Оттого и неприятны были любые напоминания о таком щедром подарке.

      – И ничего не рухлядь. Три комнаты! Целых три огромные комнаты!

      – Пол сгнил. Отопление все менять. Двери в щелях. Стены, потолки потрескались. Там ремонта на сотни тысяч. Они у нас есть? – Маша без устали загибала пальцы.

      – Можно просто прибрать там и пожить пока так. – Саша надула губы, потеребила ворох материнского тряпья. – А тут у тебя какое будущее с этим?! Что ты вообще о нем знаешь? Кто он? Откуда? Что у него в душе?

      – В душе! – фыркнула Маша невесело. – Я с твоим папашей вон сколько лет прожила и то не разобралась, что в его душе! Что за струны такие чужие бабы трогают, что он мимо родного дома всякий раз шастает! Душа! Ты о высоких-то материях меньше бы думала и мечтала. А вот... Вот продать ту квартиру вполне можно и на эти деньги будущее тебе сделать.

      – Нет! – Саша резко соскочила с кровати. – Об этом даже не думай. Это он тебя надоумил,